Дневники Льва Толстого

Микроск[опические] исследования – бесконечность. Астрономические – бесконечность. – Нет надежды конца и уяснения.

Психологические всё откроют.

Пчела не знает, что несет семена цветов. (Там же)

Микроскоп и телескоп – заметьте единодушие с Гёте – стало быть годятся только на то, чтобы отрезвить естественное знание, показать его безысходность (а до них можно было надеяться, что остроты глаза не хватает). – Психологические исследования, они откроют то, что человек и так делает, но не знает, что и как, как пчела, и не может подозревать, что она служит, заказана растениями для их существования.

Вопрос: разве пчела не делает свое дело и не зная о нём? Достаточно ее уверенности, что она всё делает правильно.

Но если бы пчела стала бояться, что она грабит цветы?

Она этого не боится. Она уверена – если хотите, в здоровом эгоизме, – что хорошо то, что ей хорошо.

Так?

Но пчела будет есть патоку, если ей положат, и перестанет нести семена цветов. Да? Тогда ей понадобится полное знание своего назначения?

Но если даже она будет знать свое назначение, она будет есть патоку, пока патока не кончится или ее не уберут. Человек знает, что надо делать, но делает не то.

Но улей вырождается от патоки и инстинкт возвращает пчел, всех или некоторых, к цветам. Так человек и общество, отпав от должного, со временем или к старости возвращаются к правильному не от поучений, а по инстинкту.

Всё это как будто бы ясно. Значит, вся проблема сводится не к знанию, которое само не работает, а к вещам такого рода, как встать не пустить в леток пчелу, которая не полетела дальше миски с патокой, убедительно показать танцем, куда на самом деле надо лететь, и – это наблюдал Аристотель – дисциплинирующим облетом улья изнутри, заражающим порядком, привести его к бодрой рабочей норме.

Воспитание может быть только физическим, приложением тела. Искусство действует заражением. Пчела гудением, овеванием крыльев, энергией танца действует на других пчел. Человек движением руки, толканием тела, привлекательностью лица, жестом, голосом, начертанием знаков действует на другого. Всё человечество таким образом в сплошном взаимодействии между собой. Одновременно через питание выросшее из земли переходит в людей (Зап. кн. 2, 7.12.1868).

Человек есть сила – действующая — больше ничего. (7.12.1868)

Т. е. втянутая в труд, широко понятый, включая делание, которое человек за собой не знает, как пчела несенье пыльцы.

Что такое общество? Разделение труда. – Путем дедукции и индукции.

1) д. Ежели один пашет зем[лю], а стало два, то другой не пашет – а содействует.

2) и. Не раб[отающий] мускулами работает нервами. Бог даст работу. (Там же)

Это уже достаточно круто. Как возникает общество. Была бы работа. В ней, уже поскольку в нее втянута сила, может быть втянута еще сила. А что если никакая сила в работу не втянута? Всё равно: тем, что она не втянута, она вот уже и втянута, через отношение невтянутости. Теперь, а если происходит отрыв силы от работы, работы нет или вовсе не было и сила не применена? Само отсутствие работы становится событием, захватывая «нервы» или может быть что-то еще, потому что работа глубока, она обтянута, как атмосферой, аурой. Аура в конечном счете тонет в Боге, потому что всякая работа человека божественная. Движение сил в божественном поле это «мистическое движение вперед» (там же 2.12.1868), к нему сводится вся история. Нет, не вся: есть еще работа, «художе[ственное] воспроизведение воспоминаний» (там же).

Силы, как вы видите, совсем не там и не так действуют, как человеку кажется. Пчеле вовсе не кажется, что она переносит пыльцу. Где кажется, что работа есть, ее нет, и наоборот. Это с одиночкой. Но не иначе с обществом. «Когда совершилось явление – оно есть равнодействующая – многих сил, из коих ни одна не имела направление равнодействующей» (Зап. кн. № 2, 8.1.1869). Может и иметь, но случайно и не будет знать об этом.

Ante factum о событиях можно знать только то одно, что о них нельзя знать ничего иначе как post factum[21]. Этим путем Толстой получает сильное основание для отмены всех расписаний.