Дневники матери

Много лет назад я работала в комитете, наблюдающем за научной разработкой, связанной с похоронами, которая проходила в местном колледже и давала возможность привлечения студентов с ограниченными возможностями. Я тесно сотрудничала с главой этой программы. Хотя мы долгие годы не общались, но, отчаявшись и не зная куда еще обратиться, я решилась попросить ее о помощи.

Когда я позвонила по телефону, голос Марты был теплым и полным заботы. Она сказала, что как раз думала обо мне и волновалась, не может ли она мне как-то помочь, но не знала, как со мной связаться. Как только мы повесили трубки, она немедленно заключила для нас договор с директором самого респектабельного похоронного зала в Денвере. В течение нескольких последующих дней Марта и Джон были необычайно великодушны и сострадательны по отношению к нам.

Вначале мы с Томом не хотели устраивать какой-либо погребальной церемонии для Дилана. Это казалось просто неуважением по отношению к его жертвам. Тем не менее, я до конца дней своих буду благодарна Марте и Джону за то, что они убедили нас изменить свое решение. Они пообещали, что это будет частная церемония, закрытая и от средств массовой информации, и от наших разъяренных сограждан. Вместе мы распланировали простую службу, на которую были приглашены только несколько друзей и родственников. Конечно, там были Байрон, Рут и Дон, а также родители двух лучших друзей Дилана, Ната и Зака. Священник из церкви, которую мы посещали, когда Дилан и Байрон были маленькими, согласился провести для нас эту церемонию.

Мы с Томом понимали, что для нас единственным вариантом была кремация. Вероятность того, что над могилой надругаются, была слишком велика, и, возможно, мы не сможем оставаться в этом районе страны. Если мы похороним тело Дилана, а затем переедем, то будем вынуждены покинуть его могилу. Я объяснила, что мне нужно в последний раз посмотреть на сына, и Марта и Джон сказали, что гримеры сделают все возможное, чтобы прикрыть пулевые отверстия в его голове, чтобы мы могли увидеть Дилана таким, каким его знали.

Я с трудом могу вспомнить, как делались все эти приготовления. Я помню, что удивлялась, слыша, как спокойно говорю о практических вещах в то время, как единственным звуком в моей голове был бесконечный вопль агонии и неверия. Это был мой сын, которого я вынашивала, защищала и любила всем своим сердцем. Мысль о том, что я никогда не услышу его голос и не прикоснусь к его лицу, прерывала мое дыхание. Мне потребовалась каждая унция силы, которую я смогла собрать, чтобы подготовиться к церемонии, которая навсегда разделит нас. Мое материнство с Диланом было закончено. Любви и труду, которые были вложены в создание этого человеческого существа, пришел конец. Самый ужасающий, какой только мог быть, конец.

Посреди кошмара приготовлений к похоронам Дилана стало ясно, что здоровье нашего старого кота Рокки быстро ухудшается, и моим умом завладела мысль об оказании ему медицинской помощи.

Позже Рут созналась, что моя истерия насчет пожилого кота стала для нее признаком того, что я полностью сломалась под нечеловеческим давлением. Мы пробыли в их доме три дня, и я была так слаба, что за столом мне приходилось подпирать голову рукой, чтобы не упасть под грузом своего изнеможения и горя. Я едва могла сама принять душ или поесть, не говоря уж о том, чтобы заботиться о своей семье, но я не прекращала беспокоиться о Рокки.

О том, что я сама поеду к ветеринару не было и речи: я сознавала, что нахожусь не в том состоянии, чтобы сесть за руль машины. Просто потому, что они не знали, что еще делать, Рут и Дон безропотно посадили Рокки в свою машину и повезли нас в ветеринарную клинику неподалеку от нашего дома.

Я беззастенчиво чувствительна, когда дело касается домашних животных, но сейчас понимаю, что поездка с Рокки в тот день была не просто поведением ответственного хозяина. В Литтлтоне было так много страдания, за которое я чувствовала свою ответственность, и я ничего не могла с этим поделать. Но я могла позаботиться об этом страдающем животном, и эту ситуацию еще можно было исправить.

Боясь, что меня могут узнать, я вошла в клинику через боковую дверь. Когда пришло время передать Рокки в руки ветеринара, я поняла, что не могу этого сделать. Рокки был котом Дилана. Сын сам выбрал его из выводка соседских котят, когда учился в третьем классе. Большой белый кот был с нами во время всех семейных вечеров на диване, когда мы вместе смотрели мультфильмы о Розовой пантере. Дать уйти Рокки было так же, как дать уйти Дилану. Я пыталась говорить с врачами, не всхлипывая, и попросила их сделать для кота все, что они смогут, и не дать ему умереть, пока я не смогу вернуться. Наконец, я позволила ветеринару забрать испуганного кота из моих рук.