Вчера вечером небо прояснилось, и сегодня, в первый раз за много дней, засияло солнце. Если такая погода продержится хотя бы одни сутки, мы спасены. Наши лакомства подходят к концу, так что нам пора двинуться в путь. Сахар совсем на исходе.
Большие поморники куда-то исчезли; последнего видели в воскресенье. Эти птицы под конец своего пребывания здесь становятся очень дикими и оперение их темнеет. Голодными они не казались; между тем, теперь им, должно быть, нелегко добывать пищу.
Тюлени все еще приходят в нашу бухту. Вчера их было пять. К счастью, собаки еще не заметили их; не узнали и того, что морской лед их (то есть собак) выдержит.
У меня был интересный разговор с Тэйлором о конгломератах и базальтовых плотинах у Касль-Рока. Совершенство маленьких конических кратеров под Касль-Роком подтверждает, по-видимому, теорию, к которой мы пришли, а именно что после отступления великого ледяного покрова были еще вулканические пертурбации.
Большое наслаждение следить за тем, как Райт разрешает задачи, задаваемые льдами; он здесь имел случай наблюдать много интересных явлений. Он записывает изменения, которые происходят со льдами, и зорко следит за всеми этими явлениями. Мы часто ведем с ним беседы.
Вчера Уилсон зажарил тюленьего мяса на пингвиньем жире. Вкус напоминал рыбий жир и не особенно нам понравился. Некоторые из нас съели свои порции и, вероятно, съели бы и все, если бы у нас был такой аппетит, как в те дни, когда мы возили сани.
В этом императорском пингвине весу было около 95 фунтов: побил все рекорды!
Собаки, за исключением двух, здоровы. Хуже всех Дикому; но, кажется, все выживут.
Солнце сияло с раннего утра до тех пор, как оно зашло за Северные горы, около 5 часов пополудни. Море совсем замерзло; только к северу лед был тонкий. Поднялся довольно сильный северный ветер, от которого этот тонкий лед поломался и пласты стали напирать друг на друга, причем у берега открылось несколько каналов. Мы с Райтом ступили на край нового льда, но далеко не пошли – показалось небезопасно. Интересно наблюдать за движением ломающихся, колышущихся пластов тонкого льда: один пласт расколотым краем поднимается из воды и наползает на другой длинными языками. Это движение совершается под несмолкающую музыку – точно стеклянные колокольчики звенят высокими, но мелодичными нотами, а иногда этот звук напоминает щебетание птиц в лесу. Говорят: «Лед поет».
Нас несколько человек прошлось к северу по льду: Аткинсон, Боуэрс, Тэйлор, Черри-Гаррард и я. Лед в толщину везде почти 5 дюймов, кроме открытых полыней, которых еще много. Отходя от берега, мы напали на интересную формацию: лед лежал небольшими блинами, как бы выдавленными снизу, образуя нечто вроде мозаики. Это тот лед, который образовался с подветренной стороны пролива и дошел до наветренной стороны его, против сильных ветров, дувших в понедельник и вторник.
Не менее интересно было, как эти ползучие пласты царапают нижний лед.
Тэйлор провалился, неосторожно стараясь перепрыгнуть через подернутый тонким льдом канал; он был очень бледен, когда мы минуты через две подскочили к нему на помощь, однако сам выкарабкался с помощью своего топорика и пошел домой с Черри. Тэйлор был настолько находчив, что, пока находился в воде, даже придумал шутку, которую тотчас же высказал, как только мы подбежали к нему.
Я с остальными пошел далее, пока мы не поравнялись с северными конусами под Касль-Роком; тут мы перешли на берег, взаимно помогая друг другу, забрались на утес и вернулись сухим путем.
Насколько можно судить, все благоприятствует нашему завтрашнему выступлению; но небо к ночи опять немного затянулось и грозит переменой погоды. В здешних местах, по-видимому, больше трех хороших дней подряд не бывает.
Мы изо льда набрали много вмерзшей рыбы, величиной от селедки до пескаря. Мы полагали, что тюлени загнали ее в снежуру, как раз когда она замерзала, но сегодня Гран нашел одну большую рыбу, замерзшую в то время, как она глотала маленькую. Похоже на то, что большая гналась за маленькой, и обе угодили в лед.