Дневники потерянной души

Прямо передо мной возникло серое чудовище — волк огромных размеров, вышедший навстречу мне из чащи так, что мы почти столкнулись. Длинные клыки были обнажены, и с них стекала слюна. Желтые глаза смотрели на меня неподвижно, угрожающе. Я попятился, открыв рот от ужаса и не в силах закричать.

— Не беги! — вдруг услышал я громкий шепот Маура сзади. — Отступай медленно, спокойно. Не показывай страха.

Я попытался последовать совету, осторожно делая шаг назад на дрожащих ногах. Но, как назло, зацепился ногой за сучок и с криком повалился на землю, больно ударившись.

Волк прижал острые уши к голове и глухо зарычал. Шерсть на его загривке встала дыбом, когда он пружинисто припал к земле, готовясь к прыжку. Я не успел отползти.

Но у Маура была молниеносная реакция; и еще у него был нож. Он с размаху навалился на животное, прервав его прыжок. Длинное лезвие блеснуло на солнце и тут же окрасилось темной кровью.

В наступившей тишине Маура поднялся. Мертвый хищник остался лежать на земле с перерезанным горлом. Кровь с ножа капала в траву крупными багровыми каплями, и мой взгляд постепенно полз вверх, задерживаясь на потертой рукоятке и на сжимавших ее тонких пальцах. Эти пальцы иногда мягко гладили мои щеки и плели дивные венки из цветов. Он дарил венки маленьким дочкам рабов, которые хлопали в чумазые ладошки, танцуя кружком и притворяясь лесными волшебницами.

Теперь его пальцы были цепкими и твердыми, и оружие казалось их неотъемлемой частью, словно продолжением руки.

Сидя на траве, я заплакал. Слезы текли по моему лицу грязными ручейками, и я безуспешно вытирал их, шмыгая носом. Маура подошел ко мне, опускаясь на колени.

— Все, бояться нечего. Успокойся. Сильно ударился?

Он протянул руку, чтобы утереть мои слезы, но я инстинктивно отшатнулся, потому что на руке были капли волчьей крови. На его одежде тоже было несколько пятен. Маура проследил за моим взглядом, затем встал и снова отошел к распластанной туше.

— Вы убили… — прошептал я.

— А ты предпочел бы, чтобы это милое животное разорвало тебя на части? — резко отпарировал он. — Зато смотри: из шкуры выйдет прекрасная накидка на зиму, — Маура приподнял одну из мохнатых лап.

Меня передернуло.

— У нее, может, были дети… Она их кормила… Теперь она к ним никогда не вернется…

Маура помрачнел, вытирая нож о траву, и внимательно взглянул на волка.

— У него, — поправил он, — возможно, и были дети.

Как можно более тщательно очистив руки, он сделал еще одну попытку приблизиться ко мне.

— Ну не надо, Бан. Эх… — Маура махнул рукой, собрал веток и забросал ими тушу так, что она быстро скрылась из виду под густым покровом. — Все. Не буду я его брать.

Я позволил ему поднять себя с земли, утирая нос и глаза рукавом.

Дойдя до небольшого лесного ручейка, он разделся по пояс и окончательно смыл с себя все следы атаки.

— Волки — нормальные ребята, но тут пойми, или ты, или тебя, — говорил он, сидя на бревне недалеко от опушки. — Закон выживания.

Уже успокоившись, я сидел рядом, насупленно его слушая. Тогда, пребывая в шоке, я даже не подумал, что его атака на волка спасла мне жизнь.

— У меня просто реакция на них теперь такая… — продолжал Маура. — В детстве, в Зараке, на моих глазах пес вцепился зубами одному мальчику в руку, и оторвал ее.

— Оторвал?! — ужаснулся я.

— Ну да, почти от плеча, — подтвердил он. — И это не дикий пес был, соседская семья его на привязи держала. Утверждали, что полностью ручной, домашний. А он возьми и сорвись с привязи, и прямиком к детям, которые неподалеку играли. Они его даже не дразнили. Он от запаха крови озверел совсем, и на следующего кинулся.

— Так он их… всех… того?.. — у меня пересохло во рту от потрясения.

— Не успел. Я его камнем в голову завалил. Меня за это из приемной семьи и выгнали, потому что хозяева пса пришли плату за убыток требовать, и крепко поругались из-за этого с той семьей.

— Так вы же… спасли всех этих детей! — не поверил я. — А если бы их собственные дети среди них были?!

— Тогда, может, и не выгнали бы, — пожал он плечами. — А впрочем, кто знает…

— А мальчик тот без руки остался? — с сожалением спросил я.

— Остался. Но выжил. Ладно, что мы все о бедах, — перебил он сам себя. — А почему ты подумал, что это именно волчица, а не волк? — последовал неожиданный вопрос.

Я не знал, как объяснить.

— Моя мама… она… не вернулась… — наконец сбивчиво сказал я, сопя и низко опустив голову. — Она… — я не закончил, но ему и так уже было понятно.

— Вот оно что… — проговорил он с грустью. — Я должен был догадаться.

Видя, что я опять на грани слез, он дотянулся до ближайшего куста ежевики, быстро набрал пригоршню сладких ягод и положил мне на ладонь.

— По крайней мере, ты ее знал, — добавил он задумчиво. — Хотя, что я говорю, это же еще хуже. Прости.

До того, как у меня с языка сорвался вопрос, он снова поднялся, протягивая мне руку:

— Идем домой, а то скоро смеркаться начнет.

— Я просто болван, — огорошил меня он на следующий день, присев на траву рядом со мной, когда я разворачивал узелок с завтраком.