Дневники принцессы

Я снова икнула. Это уже становилось неприлично. И это была не легкая дамская икотка, а мощные ики, сотрясающие все тело, от которых я подскакивала, как гигантская лягушка пяти футов девяти дюймов ростом. К тому же получалось громко. Настолько громко, что немецкие туристы то и дело оглядывались и хихикали. Я понимала, что папа говорит мне суперсерьезные вещи, но ничего не могла с собой поделать – икала и икала. Попыталась задержать дыхание и сосчитать до тридцати, но едва дошла до десяти и опять икнула. Тогда я положила на язык кусочек сахара и рассосала его. Все равно не помогло. Я даже попробовала напугать саму себя – представила маму с мистером Джанини. Не вышло.

Тут папа наконец забеспокоился:

– Миа, ты меня слушаешь? Ты слышала хоть слово из того, что я тебе сказал?

А я ему вместо ответа:

– Пап, можно мне выйти ненадолго?

Он весь так скривился, как будто у него живот болит, и откинулся на спинку стула с измученным видом, но сказал «иди» и протянул пять долларов для служительницы в туалете. Конечно, я их сунула себе в карман. Пять долларов служительнице туалета! Да мне на всю неделю на карманные расходы выдают десять долларов!

Не знаю, бывали вы когда-нибудь в дамской комнате в «Плазе», но, по-моему, это самый классный туалет на Манхэттене. Он весь розовый, с зеркалами на стенах и маленькими банкетками повсюду на случай, если ты вдруг глянешь в зеркало и решишь грохнуться в обморок от собственной неземной красоты. Я ввалилась туда, икая, как маньяк, и все эти дамы со своими навороченными прическами обернулись с таким недовольным видом, будто я им помешала губы красить или еще чего.

Я зашла в кабинку – там в каждой кабинке, кроме унитаза, своя раковина с огромным зеркалом и туалетный столик, перед которым стоит пуфик с кисточками. Я уселась на пуфик и попыталась остановить икоту, и тут до меня наконец дошло, что мне папа сказал:

он принц Дженовии.

Очень многое вдруг стало понятным. Вот, например, когда я лечу во Францию, то захожу в самолет вместе со всеми через терминал. Но когда я прилетаю, меня выводят из салона раньше всех пассажиров, сопровождают и сажают в лимузин, который везет меня в Мираньяк к папе.

Я всегда думала, что это ему положено по программе лояльности для часто летающих пассажиров, а выходит, потому что он принц.

И когда бабушка везет меня за покупками в Дженовию, мы всегда приходим в магазин или до официального открытия, или после официального закрытия. Она заранее созванивается, чтобы нас пустили, и никто ни разу ей не отказал. На Манхэттене, если бы моя мама попробовала вот так созвониться, продавцы из «Гэп» рухнули бы от хохота.

А в Мираньяке мы никогда не ходим обедать или ужинать в кафе, всегда едим дома, ну в крайнем случае отправляемся в соседний замок Мирабо, который принадлежит этим противным англичанам с кучей хамоватых детей. Эти дети то и дело говорят друг другу «отстой» и «козел». С одной из младших девочек, ее зовут Николь, мы типа дружили. Но как-то вечером она начала рассказывать мне, как чмафкалась с парнем, а я не знала, что это такое. Мне тогда было одиннадцать, но это не оправдание, потому что ей ведь тоже было одиннадцать. Но я решила, что это какое-то чисто английское выражение вроде чилить или флексить, и произнесла его за столом при родителях Николь. После этого все дети перестали со мной разговаривать.

Интересно, эти англичане знают, что мой папа – принц Дженовии? Спорим, что да. Блин, они про меня, наверное, думали, что я какая-нибудь слабоумная.

Но большинство людей вообще никогда не слышали про Дженовию. У нас в классе, когда мы делали доклады о разных странах, никто не знал. И мама говорила, что не знала, пока не познакомилась с папой. Там нет никаких знаменитостей. Ни изобретателей, ни писателей, ни кинозвезд. Многие жители Дженовии, как и мой дедушка, сражались против фашистов во время Второй мировой войны, но больше они ничем не отличились.

Зато люди, которые знают про Дженовию, любят туда ездить, потому что там очень красиво. Почти всегда светит солнце, с одной стороны – заснеженные вершины Альп, с другой – прозрачная синева Средиземного моря. Повсюду горы и пригорки, некоторые из них крутые, как в Сан-Франциско, и почти все заросшие оливковыми деревьями. Главный предмет экспорта Дженовии, если я правильно запомнила, – оливковое масло, причем самое качественное и дорогое, которое используют только для салатов.

И там есть дворец, причем довольно знаменитый, потому что когда-то в нем снимали кино про трех мушкетеров. Я никогда не бывала в самом дворце, но мы с бабушкой много раз проезжали мимо. Он такой весь в башенках, и арках, и шпилях. И она даже не намекнула, что там живет! Забавно.

Пока я об этом думала, икота прошла, и можно было спокойно вернуться в «Палм-Корт».

Пожалуй, я все же дам служительнице доллар, хоть она меня и не обслуживала. Могу себе это позволить, у меня ведь папа – принц!

Позже в четверг Павильон пингвинов, Центральный парк