Дневники принцессы

И кстати, я ведь два года назад делала доклад о Дженовии и собственной рукой записывала фамилию королевской семьи – Ренальдо, но мне даже в голову не пришло, что папа имеет к ней какое-то отношение. Нет, я, конечно, знаю, что его зовут Филипп Ренальдо. Но в энциклопедии, которой я пользовалась, имя принца Дженовии звучало как Артур Кристоф Филипп Жерар Гримальди Ренальдо.

Еще там была фотография, но, наверное, ужасно старая. У папы волос не осталось еще до моего рождения (невозможно было догадаться, что ему делают химиотерапию, потому что он и так практически лысый). А на фотографии в энциклопедии изображен человек с целой копной волос, да еще с усами и бакенбардами.

Теперь понятно, почему он маме понравился, когда она училась в колледже. Он тогда слегка смахивал на Алека Болдуина.

Но ПРИНЦ? Целой страны? Не, ну я знала, что он политик, и понимала, что у него есть деньги – сколько ребят из нашей школы отдыхают летом в собственном поместье во Франции? На острове Мартас-Винъярд – возможно, но не во Франции же. Но не принц же…

И объясните мне, пожалуйста, если мой папа – принц, то почему я должна учить алгебру?

Не, ну правда.

И, по-моему, папа не очень удачно придумал сообщить мне о том, что он принц, в ресторане «Палм-Корт» отеля «Плаза». Для начала почти один к одному повторился случай с шортами: швейцар не хотел меня пускать. Он сразу сказал:

– Детям без сопровождения взрослых вход воспрещен.

Да уж, это вам не «Один дома – 2».

А я такая:

– Но я к папе…

– Детям вход воспрещен, – повторил швейцар и добавил: – Без сопровождения взрослых.

Но это же несправедливо! И я была не в шортах, а в форме школы имени Альберта Эйнштейна: плиссированная юбка, гольфы, все как положено. Ну да, на мне были мартинсы, ну и что? Я же практически Элоиза[5], для которой «Плаза» – дом родной.

Я битый час проторчала у дверей, бормоча: «Но мой папа… но мой папа… но мой папа», пока наконец администратор не подошел и не спросил:

– А кто у нас папа, юная леди?

Едва я назвала его имя, меня тут же впустили. Теперь-то я понимаю: даже они знали, что он принц. И только его родной дочери, единственной дочери, никто не сказал об этом ни слова!

Папа ждал меня за столом. Чаепитие в «Плазе» – целая китайская церемония. А видели бы вы немецких туристов, фотографирующихся с булочками с шоколадной крошкой! Когда я была маленькой, мне все это ужасно нравилось, и поэтому папа (который никак не поймет, что четырнадцать лет – это давно не младенчество), приезжая, каждый раз назначает мне встречу за чаем в «Палм-Корт». Нет, конечно, мы и в других местах бываем. Например, обязательно ходим на мой любимый мюзикл «Красавица и Чудовище», и мне плевать, что там Лилли говорит про Уолта Диснея и его женоненавистнические мотивы. Я смотрела этот мюзикл семь раз. И папа тоже. Его любимая сцена – это когда танцуют вилки.

И вот мы сидим, пьем чай, и он начинает мне очень серьезно говорить, что он принц Дженовии, и тут происходит страшное.

На меня нападает икота.

Такое со мной бывает, когда я выпью чего-нибудь горячего и заем чем-то хлебным. Не знаю почему. В «Плазе» со мной этого никогда раньше не случалось. А тут вдруг папа такой:

– Миа, я хочу, чтобы ты знала правду. Думаю, ты уже достаточно взрослая, и, поскольку у меня не будет больше детей, это сильно изменит твою жизнь, так что будет только честным поставить тебя в известность. Я принц Дженовии.

А я такая:

– Правда, пап? Ик-к!

– Твоя мама всегда считала, что тебе ни к чему это знать, и я с ней соглашался, потому что у меня было очень… ну, скажем, неудачное детство.

Он не шутил. Еще бы, жизнь с бабушкой вряд ли была похожа на вечный праздник. Ик-к.

– Я согласен с твоей матерью, что дворец не лучшее место для ребенка. – Тут он принялся ворчать, как ворчал всегда, когда речь заходила о маме или о том, что я вегетарианка. – Конечно, мне тогда не приходило в голову, что она вздумает растить тебя в богемной мансарде в Гринич-Виллидж, но, вынужден признать, тебе это не причинило видимого вреда. Наоборот, жизнь в Нью-Йорке закалила тебя, обеспечив изрядной дозой здорового скептицизма по отношению к роду человеческому…

Ик-к. Это он никогда не встречался с Ланой Уайнбергер.

– …Сам я эту дозу получил лишь после того, как поступил в колледж, и, подозреваю, именно поэтому никогда не умел выстраивать личные отношения с женщинами.

Ик-к.

– Одним словом, мы с мамой всегда считали, что делаем доброе дело, скрывая от тебя этот факт, поскольку даже представить себе не могли ситуацию, при которой ты унаследовала бы трон. Мне было всего двадцать пять, когда ты родилась, и я не сомневался в том, что еще встречу другую женщину, женюсь на ней и заведу детей. Но теперь этому не бывать. Так что выходит, что ты, Миа, наследница трона Дженовии.