Дневники русской женщины

Я прямо заявила ей, что не люблю либеральничания на словах, а это-то как раз и развито у нас; такое либеральничание заходит очень далеко… в словах и мечтаниях наших слушательниц: послушать их – весь мир перевернуть надо, – и на место всех «отживших» форм правления водрузить знамя социал-демократической республики. Все это может быть и очень благородно и возвышенно, но, к сожалению, мыслимо только на словах, а не на деле; притом подобные, очень быстрые рассуждения грешат отсутствием серьезности, основательности, знания народной жизни и истории вообще. Видно, что говорят люди со всем пылом молодости; зная, что вот это плохо, предполагают тотчас же радикальную меру для исцеления, не справляясь, подходит ли она по характеру к народу, его развитию, его истории или нет. Мне до сих пор смешно вспомнить один разговор двух наших курсисток «из крайних» с юным горняком: как постепенно, шаг за шагом, критикуя все и вся, коснувшись даже французской республики, которую обе признали негодной, они закончили разговор выразительным жестом, выражавшим, что надо все переустроить на новый лад – социал-демократический! Это было так детски-наивно, до курьеза; обе говорившие так молоды, и весь разговор так ясно показал мне всю неосновательность, поверхностность их суждений, даже легкомыслие, с которым они говорили о таких вещах, чтобы иметь суждения о которых, нужно было быть пообразованнее и мыслить более философски.

Второе – убеждения религиозные; М.Е., конечно, – неверующая, насколько я могла понять из тех немногих слов, которые она высказала мне о религии… мы различно понимали ее сущность. И все-таки М.Е. была мне очень симпатична, деликатно относясь к моим убеждениям, так же, как и я; мне казалось, что все это – ничуть не помешает сделаться нам добрыми знакомыми, тем более, что во всем остальном мы одинаковы: вместе сочувствуем хорошему, вместе учимся, любим науку, самое горячее наше желание – принести в жизни посильную пользу другим…

Но оказалось не то… М.Е. сразу решила, что мы – разные люди. Ведь это было больно мне слышать! Вся моя гордость была возмущена… Так вот как? вот почему М.Е. так мало видалась со мной, заходя ко мне только «по делу», которое заключалось в передаче мне двух-трех десятков экземпляров книжек.

Да! «разные люди!..» С тех пор как я узнала об этом, я не могу держать себя с М.Е. вполне свободно, чувствую себя мучительно-неловко, какое-то тяжелое чувство лежит на душе… Когда я встречаюсь с ней, мне хочется уйти от нее подальше… мне обидно за себя самое, за воспоминание о том, как я смотрела на нее, о моем отношении к ней… и еще больнее, когда видишь, как она со мной поступала. Эх! вот еще урок, полученный мною от жизни. Долго ли придется мне получать их? Недаром говорится: век живи – век учись.

5 июля

Я никогда не забуду коротенького разговора с близкой знакомой нынче зимой. Собираясь ехать на елку, она попросила меня причесать ее; я заметила, что у нее волосы не вылезли, как это бывает обычно у большинства женщин после родов, а, напротив, стали здоровее, и мы перешли на более интимный разговор… Я спросила Аню, очень ли было ей страшно в этот первый раз?

– О, это были такие страшные мучения, я молила Бога, чтобы мне умереть поскорее.

– А долго? – с невольным состраданием спросила я.

– Я мучилась пять часов; и то это считается еще хорошо; бывает гораздо дольше…

– А теперь ты опять? – Аня вздохнула.

– Что же делать, милая. Я вот хотела сына кормить… да и не пришлось. Отчего же я так и похудела: я кормила его, не зная, что уже месяц, как беременна. Пришлось оставить. Ведь мы выходим замуж, значит, уже не можем свободно располагать собой; у нас есть мужья… а что касается нас, женщин, то уверяю тебя, что почти все мы относимся равнодушно к этому, хоть бы и вовсе не было, это уже не такая необходимость. – Она опять вздохнула, как бы не договорив своей мысли: «А между тем приходится».