Дневники русской женщины

– Я поступила на юридический факультет, чтобы открыть женщине новую дорогу… чтобы потом добиваться ее юридического уравнения с мужчиной… чтобы ее допустили к адвокатуре…

– Вы хотите посвятить свою жизнь защите интересов женщины? Хорошо. Так вот и сосредоточьте ваши силы и постарайтесь овладеть собою, чтобы потом быть в состоянии работать.

– Но я не могу, не могу… у меня нет сил, эта беспрерывная головная боль измучила меня совершенно… Лучше умереть… – И голос мой дрогнул и оборвался.

– Voyons. Выкиньте эти мысли из головы, успокойтесь.

Но ужасное воспоминание снова как призрак встало предо мною, и я сказала, рыдая:

– Но… если вы… в своей жизни сделали ошибку… разбили жизнь человека… что тогда?

– Что вы сделали? Какую ошибку? скажите мне… вы смело можете довериться врачу…

– Не спрашивайте меня об этом, monsieur, я не скажу… не могу…

– On peut tout dire au médecin⁶³.

Как ни была я взволнована – все же мне показалось, что в его тоне прозвучало что-то холодное: этим вопросом, точно анатомическим ножом – он хотел вскрыть мою душу…

– Ah, non… non…

И вся охваченная тяжелыми воспоминаниями, я зарыдала, и все былое встало с такой же ясностью, как будто это случилось вчера.

– Скажите, скажите мне, mademoiselle, – настойчиво повторял он. Голова у меня закружилась…

– Ну, да, ошибка! и за эту ошибку отдана жизнь моей сестры! слушайте, слушайте, monsieur… Это было шесть лет тому назад. Мы были так молоды, совсем еще дети… Мы сироты, отца у нас нет, мать – деспотка – держала нас взаперти, мы совсем не знали мужского общества. Он давал уроки братьям и влюбился в мою младшую сестру… Та сначала его не любила… Тогда он устроил целую драму: признался мне в любви, а потом написал сестре письмо, что он солгал, что он клеветал на себя нарочно, с отчаяния, что он с ума сходит от любви к ней… Я так была занята мыслью поступить на курсы, читала, занималась целыми днями, только и ждала совершеннолетия, чтобы уехать в Петербург; сестре тоже хотелось учиться, а она на два года моложе меня… Так он притворился, что сочувствует нам… обещал сестре отпустить ее на курсы, только бы она согласилась выйти за него замуж… Я вообразила, что он и в самом деле может помочь сестре; стала содействовать их браку, помогала сестре переписываться, – мать не хотела из деспотизма, из каприза… она не допускала, чтобы у нас была своя воля.

И вот сестра вышла за него… И тотчас же после свадьбы он изменил свою тактику. Ему не к чему было больше притворяться. С первых же дней сестра была беременна. Она такая бесхарактерная; он стал убеждать ее, что теперь нечего и думать о курсах, – что я фантазерка и учусь совершенно напрасно. Вместо того чтобы ехать жить в Петербург – взял место в N… так и пошла жизнь сестры в узком домашнем быту… Теперь сестра не говорит мне прямо, что несчастлива с ним, но и не перестает упрекать меня в содействии ее браку. А я-то в то время разве не была так же наивна и неопытна, как она? разве я больше ее знала мужчин? У меня романов никаких не было… я только и мечтала о курсах…

Я совсем задыхалась от рыданий. Казалось – сердце разорвется от боли… о если бы я могла умереть!

В комнате было тихо – только мерно тикали часы…

Он заговорил:

– И вас так угнетает сознание своей ошибки?.. Но ведь вы сделали ее невольно… вы сами говорите, что были неопытны и мало видали людей. Да и так ли несчастна ваша сестра, как вам кажется? Есть у нее дети?

– Да, двое дочерей…

– Значит, есть утешение… И если бы она была действительно очень несчастна – наверное оставила бы мужа. Но раз живет с ним – значит, все-таки находит в нем что-нибудь такое, что привязывает ее к нему… И притом, очевидно у нее не было такого твердого и определенного стремления к знанию, как у вас.

– Это правда… она всегда больше говорила, чем делала…

– Ну вот… вы вовсе не так виноваты перед своей сестрой, как думаете… А если она упрекает вас за то, что способствовали ее браку, видя и зная, как вы страдаете, как мучаетесь сознанием своей ошибки – это уже прямо жестоко с ее стороны… Скажу более: неблагородно… лежачего не бьют.

Он говорил твердо, с убеждением… И от тона, каким он произносил эти слова – мне становилось легче на душе… А он продолжал:

– Вы должны теперь сосредоточить все свое внимание на том, что можете сделать для других. Старайтесь восстановить свои силы, чтобы работать с пользою… – И замолчал.

Мне показалось, что он искоса, бегло взглянул на часы. Я встала. Было ровно полдень: священный час для всех французов – завтрак.

– Повторяю, – успокойтесь и не мучьте себя… Это и напрасно и бесполезно… Я уже доказал вам, что вы вовсе не так виноваты, как вам кажется.

Он проводил меня до ворот и повторил, прощаясь:

– Если что понадобится – обращайтесь ко мне… я всегда к вашим услугам.

8 февраля.

Если бы меня спросили, для чего я живу и как живу – я бы не нашлась, что ответить. Разве это жизнь?

Влачить свое существование с трудом, медленно, точно одряхлевшая старуха… Я еще так молода, а между тем жизни нет, сил нет.