Дневники русской женщины

Сиделка любезно рассказала, как туда ехать. От моста Аустерлица до моста Мирабо – больше часу пришлось ехать по Сене.

Улица Convention тиха и пустынна. Точно не в Париже. От набережной до госпиталя расстояние довольно значительное.

В новом здании все блестело чистотою: и ложа консьержа, и двери, и стекла, и каменные плиты коридора. Внутри, среди сада были разбросаны небольшие кирпичные павильоны, а вдали – на колонне виднелся белый мраморный бюст госпожи Бусико, основательницы знаменитого Bon Marché, на средства которой выстроен этот госпиталь.

– Monsieur Lencelet?

– Второй павильон направо.

Я вошла в небольшой коридор и села на деревянную скамейку. Длинная траурная вуаль, спускаясь на лицо, по здешнему обычаю, – закрывала меня всю.

– Вам кого? – спросил какой-то субъект в больничном костюме. И на мой ответ услужливо сказал: сейчас, сейчас, и исчез.

Под гнетом самых тяжелых мыслей я сидела, опустив голову и не глядя никуда…

– Bonjour, mademoiselle… comment allez-vous? Vous avez perdu quelqu’un de votre famille?⁶⁵ – с участием спросил меня знакомый голос.

Я встала.

– Oui, monsieur⁶⁶.

– Voulez-vous attendre un moment? J’ai servi de retour dans quelques instants⁶⁷.

– Oui, monsieur.

Ему, очевидно, надо было кончить обход палат… Через четверть часа он вернулся.

– Что случилось? Кто у вас умер? – спросил он, жестом приглашая меня следовать за ним.

– Бабушка. Я назначена душеприказчицей по духовному завещанию, и надо ехать…

– Est-ce qu’il у a quelque-chose pour vous?⁶⁸ – спросил он, отворяя дверь. Подобный вопрос покоробил меня, как ни была я расстроена.

А для него, очевидно, это было так просто и естественно задать подобный вопрос.

– Je n’en sais rien⁶⁹, – ответила я тоном полнейшего безразличия.

– Пойдемте за мною наверх… по каменной лестнице.

Там все так же блестело, – стены коридора, двери, ручки дверей еще. Он отворил одну из комнат, где стояла только складная кровать, в углу сложенный матрац. Очевидно, только что отстроенный госпиталь был еще не весь окончательно устроен. Он пододвинул мне стул, сам сел на подоконник.

– Вы были больны?

– Когда получила письмо с этим известием…

– Вы потеряли сознание?

– Не помню, что со мною было…

– И с тех пор вы чувствуете себя хуже?

– Мне надо ехать в Россию, – сказала я, из всех сил стараясь овладеть собой и говорить внятно, но это не удалось, рыдания подступили к горлу, и я замолчала.

– Не можете? почему?

– Опять быть там… в своей семье… я не могу. Не знаю, что делать.

– Voyons, mademoiselle, que puis je faire pour vous? Etes-vous libre ce soir? a huit heures?⁷⁰

– Oui, monsieur.

– Приходите сюда. Я расскажу вам, как надо ехать. По трамваю бульвара Port-Royal до вокзала Montparnasse, а там садитесь на трамвай St. Germain des Près – Vanves, сойдете на улице Лекурб… она пересекает Convention – а тут уже близко и госпиталь.

– А я приехала сюда на пароходе.

– Это из Сальпетриера? слишком далекий путь. Так приходите в восемь часов вечера. До свиданья.

Я поехала к себе домой. И ровно в восемь часов была уже на бульваре Port-Royal. Трамвай St. Germain des Près был переполнен. Пришлось ждать. На этот раз ехала недолго – сравнительно с пароходом – минут через двадцать была уже на улице Лекурб.

Опять консьерж, опять вопрос: Вы куда?

– Monsieur Lencelet⁷¹.

– La première porte à gauche, au premier⁷².

Я позвонила. Дверь отворила горничная, такая же чистенькая, свеженькая, как и весь госпиталь.

– Monsieur Lencelet?

– Он сейчас выйдет.

И действительно он тотчас же взошел в коридор.

– Bonsoir, mademoiselle. Пойдемте за мной.

Я пошла за ним по темному коридору; он отворил дверь, нажал в стене одну электрическую кнопку, другую… мягкий свет лампочек под зелеными абажурами озарил небольшую комнату со светлыми обоями и мебелью moderne style⁷³ из желтого дерева. Два стола с книгами – вдоль стены и посредине комнаты. Неизбежный armoire à glace⁷⁴, к которому я до сих пор не могу привыкнуть – он все кажется мне принадлежностью дамской спальни, а уж никак не комнаты мужчины. А тут еще был и туалетный столик, тоже с зеркалом.

Топился камин.

– Садитесь здесь, – сказал он, подвигая кресло к огню, а сам стал подкладывать дрова в камин. Я села, держась по обыкновению чрезвычайно прямо, в длинном траурном платье; длинная креповая вуаль, спускаясь на лицо, скрывала совершенно и его выражение и следы слез. Мне стало вдруг как-то хорошо… Не хотелось ни двигаться, ни говорить. Эта светлая уютная комната, кругом тишина. Дрова весело трещали в камине, и приятная теплота разливалась по всему углу…

Я точно отдыхала после какого-то длинного, трудного пути и молчала, неподвижно сидя в кресле.

И мне не хотелось отвечать на его вопрос:

– Итак, вы опять расстроены и не знаете, что делать?

– Не могу я ехать… слишком ужасно… дома… там… опять…

Мой голос был спокоен и ровен. Или я очень устала, или просто нервы упали – не знаю.

– Вам необходимо ехать?

– Да, я назначена душеприказчицей по духовному завещанию. Я так люблю бабушку, надо исполнить ее последнюю волю, а все-таки не могу решиться – как вспомню, что ждет там меня.