Дневники Счастливого холостяка

«Не так давно желание чувствовать страсть к собственному мужу считалось бы полностью противоречащим здравому смыслу» — говорит семейный психотерапевт Эстер Перель [1]. — «Так сложилось исторически, что эти две части жизни были полностью разделены: брак никак не пересекался со страстью. Концепция романтической любви, сложившаяся к концу XIX века, впервые допустила объединение данных несвязанных аспектов отношений. И лишь многие десятилетия спустя секс и все имеющие к нему отношение завышенные ожидания стали связываться с браком».

Я начал догадываться, что дело именно в культурных установках: они вынуждают нас думать именно так, а не иначе, заставляя называть вещи именно теми словами, которые были придуманы до нас, чтобы мы очерчивали всё происходящее именно в рамках сложившейся парадигмы.

Оказавшись в какой-то ситуации, мы невольно ищем в существующем языке наиболее подходящие для этого термины, чтобы описать и, следовательно, понять происходящее с нами с позиции нашей же культуры. Так мы становимся заложниками языка и культуры: мы вклиниваем гигантскую палитру наших переживаний в узкие рамки языка, из которых и делаем вывод о том, с чем мы столкнулись и что же с нами происходит. Всё своё широченное существо мы загоняем в тесные трафареты предписанной социальной действительности.

В те юные годы у меня не было столь чёткого понимания данного процесса, а лишь смутное его ощущение.

Но в итоге же, испытывая, руководствуясь языком своей культуры, любовь к той девчонке, я стал со временем обращать внимание и на её подругу)))))

Я так же стал о ней думать, так же стал фантазировать… Но как было это назвать? Ведь я уже любил ту, первую…

И я решил, что это уже просто симпатия. Да, хорошая такая человеческая симпатия. Дружба! Точно! Замечательный термин! Он явно был наиболее подходящим в этой ситуации…

Но в какой это вдруг «в этой» ситуации? Что это была за такая ситуация, где термин «дружба» оказался наиболее оптимальным?

Не в том ли был нюанс «этой» ситуации, что термин «любовь» я уже использовал, а потому все прочие аналогичные же ощущения я уже был вынужден назвать как-то иначе? Но почему я не мог назвать их снова «любовью»? Что мешало?

А вот это был вопрос вопросов, ответить на который мне предстояло лишь десятилетие спустя, когда понятие «моногамная парадигма» отчётливо обозначилось на горизонте чёрным грозовым облаком с пучками гневных молний.

Языком мы расчерчиваем границы дозволенного. Мы называем нечто любовью, и потому позволяем себе это любить, мы называем нечто дружбой, и потому позволяем себе дружить))))) Но в юности это было очень непросто для понимания.

С подобной ситуацией потом я сталкивался не единожды. Но самым показательным был случай с моим женатым другом, которому было уже слегка за тридцать.

Володька был женат на Лене. Глубоко уже женат, лет пять. Но, вот диво, несмотря на эпизодические заявления, что он невероятно любит Лену, значительная часть его рассказов была связана… С Аней. С коллегой по работе. Вова регулярно рассказывал, как Аня сказала то, как Аня сказала это, как здорово Аня повела себя в той ситуации и в этой. В течение года Вова рассказывал истории про невероятные таланты Ани, про её замечательные юмор и характер. И апогеем всего этого была откровенная радость, когда Аня однажды сказала Вове, что, будь он холостой, она бы за него единственного вышла замуж)))

Вова рассказывал об этом с чувством такой нескрываемой гордости, будто для него это событие было чем-то вроде олимпийской медали по признанию)))

И всё это при том, что о своей законной и горячо любимой супруге он упоминал безумно редко — словно она была лишь штампом в его паспорте. О его Лене мы с друзьями не знали ничего — только то, что она была.

Тогда я и спросил с улыбкой:

— Вовка, а почему бы тебе не жениться на Ане?

Возникла пауза.

— Я уже женат и люблю Лену, — ответил смутившийся Вова, подумав, вероятно, что я шучу. Но я не шутил.

— Весь минувший год ты о ком и говоришь, так только об Ане, а Лена же будто витает где-то в параллельной реальности…

— Я люблю Лену, а Аня мне просто друг, — выпалил Вова, добавив настойчивости в голос.

Внимание, вопрос залу: как Володька понял, что любит Лену, а Аня ему — "просто друг"?

У него есть какой-то особый "дружбометр", позволяющий понять, где "дружба" переходит в "любовь" и наоборот? Стрелка перешла из зелёной зоны в красную — и (хоп!) Вова понял, что тут уже точно любовь?

Если он приобрёл этот "дружбометр" на "Алиэкспрессе", я хочу знать точную ссылку)))