Елисавета показала список, оказывается — все молодые учительницы, и только они.
— Это хорошо, — отвечал я, — отпускайте, только спевки пусть будут вот здесь в классе, где обыкновенно происходят. Мы же внушаем молодым катихизаторам, чтобы они женились на окончивших курс в нашей Женской школе, а как они будут делать это, совсем не зная их? Это будет хороший случай хоть немного познакомить катихизаторов с нашими девицами. Только этого не нужно говорить прямо ни тем, ни другим.
— Что вы! Если сказать это учительницам, ни одна не пойдет петь!
В Иокохаме, по размену суммы за второе полугодие из Казны, вчера полученной.
У учеников рекреации. Отправлялись в Оомори для гулянья.
Утром до поездки в Иокохаму и вечером с шести часов — у нас с Накаем обычное занятие переводом; ныне подготовка Пасхального богослужения для печати.
О. Петр Кавано пишет, что в Хонмёодзи, близ Кумамото, где похоронен Катоо Киёмаса, три русских приехали лечиться от проказы: Николай Кузнецов, Феодор и Максим. — Пишет еще, что в Куруме, в одном доме, где он посетил христианина, вслед ему бросали соль, чем, по японскому суеверию, очищается нечистое. И все–таки уживается там истинно чистое с нечистым! Но плохо, должно быть, первому. Обереги его Бог и расширь на весь дом!
Бедный Моисей Мори, катихизатор в Канума, опять помешался. Приходил сегодня с своим маленьким сыном, которого, как вдовец, везде таскает с собой, и говорил, что дьявол пристает к нему и вот только, когда он приближался к Токио, оставил его. Что с ним делать? Во всем, впрочем, резонен, кроме одного пункта, что дьявол видимо является ему. Советовал я ему отправиться на родину, отдохнуть — не хочет; ушел опять в Канума. — Урок вперед, который твердо заучить: сумасшедшего раз не принимать на службу, хотя бы он оправился. Из жалости был принят, да еще и потому, что катихизаторов так мало, и вот теперь возись с ним! Что и делать, не знаю. Вразуми Бог!
Был Петр Ходака, младший брат катихизатора, с матерью, направляющийся в Отару, где он служит в Компании. Все их семейство ныне перебралось из Нобеока, на Киусиу, а вместе с тем и Православная Церковь там перестала существовать, потому что она в одном этом семействе состояла. Говорил он, между прочим, об Иоанне Идзуми, ведущем отшельническую жизнь на одной горе. — Насадителя монашеской жизни нужно бы сюда. Но откуда его взять? Конечно, много святых отшельников и в России, и инде в Православном мире, но как найти такого, которого бы позвать сюда? Вразуми и помоги, Господи!
Вместе с Иваном Акимовичем Сенума был с двух часов на благотворительном в пользу сирот концерте в Музыкальной Академии в Уено. Сиротский приют протестантский, в Окаяма. Играли и пели лучшие здешние музыкальные знаменитости; японки: Тацибана — на фортепиано из Бетховена, Када — на скрипке; профессор Юнкер — на скрипке; Кёбер — на фортепиано. Зал был полон. Должно быть, тысячи две ен собрали, потому что билеты были не дешевы. Мне два прислали — в три и две ены, да еще с наказом в печатном письме: «Если не нужны, пришлите назад». Потому и пошел, пригласивши Сенума для другого билета; совестно было отсылать. В первый раз здесь на светском концерте; впрочем, «благотворительный», и неприличного ничего не было. Мысли же хорошая музыка возбуждает добрые; думалось, между прочим, какой высокий дар дан людям от Бога в эстетическом чувстве, и как плохо люди пользуются им! Быть может, в будущем лучше станут пользоваться…
Возвращаясь из Музыкальной Академии, в парке Уено видел проезжающими в двух каретах бонз и одетое по–траурному богатое семейство; значит, или погребение, или поминки, и в иностранном вкусе, с утонченным изяществом, но без мысли, что шелуха без зерна — ничто. И эту вот бессмысленность, совсем было увядшую, с совершенным упадком ложных религий в Японии, опять вогнали глубоко внутрь души и оживили европейские либералы и атеисты: «Хоть Бога нет, мол, и душа со смертию исчезает, как пар, но приличие требует отдать долг покойнику». И отдают; со всею пышностию погребают, поминают и совершают моления, которые были бы смешны, как комедия, если бы кощунственно не касались такого важного предмета, как вечная участь бессмертной души.
Вдова катихизатора Павла Окамура со своими пятью девицами, мал мала меньше и мал мала слабее, отправились на житье в Оосака, свою родину, где у нее есть две родные сестры. Около сорока ен стоил этот переезд Миссии — туда же ей ежемесячно надо посылать по одиннадцать с половиною ен, как давалось здесь. Наказывал ей поскорее выдать замуж, конечно, за христианина, старшую дочь Елену, которой уже двадцатый год и за которую уже сватались.
До Литургии было крещение двух взрослых и троих детей.