Дневники св. Николая Японского. Том V

— Вы велели мужу отправиться в Каназава — по поводу сего.

— Это не дело жены катихизатора; я с Вами не могу иметь об этом разговора, — и встал, но она, точно клещами, уцепилась за мои руки; я вырвался и убежал в коридор, но она за мной и схватила опять за руки так крепко, что я не мог вырваться и закричал Алексею, швейцару, оттащить от меня эту женщину и прогнать ее. Тогда она бросила мои руки и отступила. Я сказал вышедшему из канцелярии Давиду, подсекретарю, выслушать ее и передать мне вкратце, что она скажет, и ушел по другим делам. — Когда в библиотеке отбирал книги для требовавших, Давид пришел сказать, что просит жена Петра Мисима оставить мужа в Оота — в долгах–де он, нужно дожить, пока расплатится. Велел я отправить ее — «будет–де об этом сношение с Вашим мужем».

Когда вернулся из библиотеки, застал у себя сикотанского гостя Якова Сторожева, уже в японском платье. Расспрашивал его про отношение их, сикотанцев, к лейтенанту Гундзи, поселившемуся на Курильских островах (для обезопасения их от русского нашествия) и старающемуся завербовать их к себе в подчиненные, для чего тщащегося обратить их в буддизм. Яков, видимо, далек от подчинения Гундзи, понимает его махинации… Когда я, угощая его чаем, разговаривал с ним, подали карточку «Bishop of Nova Scotia» и «Bishop Awdry». Вчера последний писал мне, что сегодня в 4.30 Р. М. они посетят меня, и в назначенное время явились; с ними еще был archdeacon бишопа–гостя. Я сказал Якову Сторожеву допить чай в другой комнате (так как в моей гостиной и поместиться всем трудно) и принял их. После обычной незначительной болтовни, во время которой Bishop Awdry, между прочим, передал мне поклон с острова Thursday Island от доктора Александра Сугияма с женой и какого–то нашего христианина Инагаки, я предложил им, так как уже становилось темно, побыть в Соборе. Побыли, ввел их и в алтарь, и вперед не буду! Bishop Awdry благоговейно вошел в храм и в алтарь, молился, — этого и всегда можно ввести, но bishop of Nova Scotia и его archdeacon вошли и вели себя настоящими чурбанами — ни молитвенного вида, ни даже наклонения головы; я показал им престол, жертвенник, все объяснил, рассказал значение икон, и bishop of Scotia на все — хоть бы искру чувства и почтения, тогда как Awdry видимо с благоговением на все смотрел. И видится мне, и сколько раз уже это виделось, что получающие хоть некоторое познание о православии и всем, относящемся к нему, проникаются уважением и благоговением к нему; незнающие его — вот так, как Bishop of Scotia или как тот миссионер, что в пятницу был в Соборе, — оказываются чурбанами относительно его. — Свел я потом гостей на колокольню взглянуть на темнеющий уже город, затем в Семинарию и Женскую школу. Bishop’y Одрей очень понравилось наше здание Семинарии.

Отпустив этих гостей, нашел, что Яков Сторожев ушел, обещаясь прийти еще; ожидали же меня типограф, печатавший Русско—Китайский словарь Попова, и Матфей Уеда, корректировавший его. Словарь, прекрасно отпечатанный и уложенный в шесть ящиков — одна тысяча двести экземпляров, третьего дня доставлен был ко мне; ныне явились для расчета. Я тотчас же уплатил типографу — всего 1926 ен 30 сен (по 2 ены 10 сен за страницу и за обложку); корректору (по 15 сен за страницу), по его желанию, будет уплачено завтра (всего ему 135 ен 30 сен за 902 страницы). — Но отослать словарь Павлу Степановичу Попову — куда, не знаю; в Тяньдзин? В Пекин? Писал ему; ответа еще нет; война там, и тревоги ее не кончились.

18/31 октября 1900. Среда.

Расчетный день, как всегда, хлопотливый и неприятный — по клочкам рвут. И расходу в день больше трех тысяч ен! Но Господь помогает. Без толку же и не тратится; я не знаю, как бы можно было сократить эту огромную цифру. Пусть уж идет, как идет.

Был секретарь Посольства Михаил Алексеевич Андреев с сыном некинского посланника, Константином Михайловичем Бирсом (отец — Михаил Николаевич), тринадцатилетним мальчиком, но таким разумным, что хоть бы и большому так; преинтересно и очень складно и живо рассказывал про то, как они отсиживались в Пекине от осады их китайцами, питались кониной и рисом, привыкли к грому пушек, к виду крови раненых и убитых; как радовались, когда были освобождены из плена; как союзные войска, взявши Пекин, грабили его, причем русские, вопреки газетам, грабили меньше всех и никого не убивали из мирных граждан, и прочее. Пекинская Духовная Миссия совсем разрушена, и стен не осталось; христиан наших было четыреста, ныне осталось человек восемьдесят, прочие перебиты; трупами их наполнены были колодези на месте Духовной Миссии. О. архимандрит Иннокентий жив и здоров, «только похудел», говорил мальчик.

19 октября/1 ноября 1900. Четверг.