Читаем Дни боевые полностью

Через полтора суток войска корпуса шагали уже по Балканам, пересекли их вторично, теперь уже с юга на север, и следовали в Румынскую Добруджу. На правом фланге, ближе к Черноморскому побережью, шла своим прежним маршрутом дивизия генерала Матвеева, впереди — полк Студеникина. Гвардейцы покидали дружественную Болгарию и спешили ближе к границам родной страны, по которой они сильно истосковались. Свои горячие чувства к Родине они вкладывали в песню:

Хороша страна Болгария,А Россия лучше всех!

Отчий дом манил к себе неудержимо.

Вторым маршрутом двигалась гвардейская дивизия Чурмаева и стрелковая Анциферова. Они пересекали Балканы западнее.

Хорошо запомнилась мне последняя ночь, которую я провел в маленькой болгарской деревушке у подножия гор, где располагался в то время наш штаб.

Весь день и вечер я пробыл на маршрутах, пропускал части и устраивал их на ночлег. Побывал во всех дивизиях и возвратился к себе в штаб во втором часу ночи. Для сна оставалось четыре часа: в шесть утра войска выступали. Придя в дом, отведенный для меня, я попросил у ординарца умыться.

Каково же было мое удивление, когда на мой голос из другой половины хаты вышел сам хозяин с кувшином воды и кружкой, за хозяином шла хозяйка с чистым полотенцем, из дверей выглядывали двое малышей.

Поздоровавшись, я спросил, почему они не спят в такое позднее время.

— Успеем, выспимся. Нам спешить некуда, мы в поход не идем, — ответил хозяин и стал поливать мне на руки. Это был крепкий мужчина лет тридцати пяти с загорелым лицом. Одет он был в белую праздничную рубаху с широким красным кушаком и широченные, суживающиеся книзу и обтягивающие голень брюки. На хозяйке, совсем молодой еще женщине, тоже была новая цветастая рубаха, широкая домотканая юбка и передник.

После того как я умылся, хозяин предложил мне чаю. Разбудили меня в половине шестого. На столе уже все было приготовлено к завтраку, из пороге, опять с водой для умывания, стоял хозяин. Не спала вся семья.

— Зачем вы так рано поднялись? — спросил я у хозяина.

— А мы и не ложились, — усмехнулся он.

— Как не ложились? — удивился я.

— Другарю генерал, — ответил он, — да разве могли мы спать в эту ночь? Тогда бы нас поубивать надо, если бы мы заснули хотя на одну минуту. Разве мы не знаем, что сделала для нас русская армия? Она дважды освободила нас.

Он говорил волнуясь. Хозяйка одобрительно кивала головой. А ее муж продолжал:

— В эту ночь у нас в деревне остановились русские войска. Они у нас никогда еще не останавливались. А в нашем доме ночует русский генерал. Не у кого-нибудь, а у нас! Да разве мы можем спать?

Я крепко обнял болгарина и низко поклонился хозяйке.

…Несмотря на ранний час, провожала штаб вся деревня. Болгары махали нам платками и шапками и долго смотрели вслед колонне, пока она не скрылась за перевалом.

Прекрасная страна! Прекрасен и ее народ! Воспоминания о Болгарии я свято храню в своем сердце.

На румыно-болгарскую границу прибыл член Военного совета генерал Шабанов, чтобы еще раз пожелать корпусу счастливого пути.

Здесь я навсегда простился не только с гостеприимной страной, но и со славной боевой армией, в составе которой корпус находился два года.


* * *

Корпус переподчинялся новой армии, расположенной в Румынии. Ему было приказано временно дислоцироваться в Южной Добрудже. Отведенный район не удовлетворял меня. Безлесный и маловодный, с редкими, разбросанными на плоской голой равнине населенными пунктами, он никак не мог обеспечить нормальной жизни войск. Бич здешних мест — страшная жара и засуха. На многие километры — ни пруда, ни речушки. Колодцы в населенных пунктах глубокие, и вода в них с сильным привкусом соли.

До штаба новой армии было далеко, он находился за Дунаем, а обстоятельства требовали немедленного пересмотра решения. Гораздо ближе от нас, в Констанце, располагался штаб группы войск, поэтому я решил обратиться непосредственно к маршалу Толбухину.

Штаб группы войск помещался на площади в большом каменном доме с широкой во весь фасад лестницей.

— Здравствуйте, здравствуйте! — приветливо встретил меня Толбухин и пригласил присесть. — Давненько мы не виделись.

— Целый год, товарищ маршал.

— Да! Целый год!

Маршал стал расспрашивать меня о жизни в Болгарии, о переходе через Балканы, о новых условиях, в которых оказался корпус. Он был таким же чутким и обаятельным, как и раньше.

Я обо всем подробно доложил и попросил передвинуть корпус в лесистый район Северной Добруджи, поближе к Дунаю.

Толбухин согласился и пообещал позвонить командарму и дать ему соответствующие указания.

— Придется вновь строить лагеря, — сказал он. — Иначе жить негде. Палаток-то у вас нет?

— Нет, товарищ маршал.

— С лесом туговато будет, — предупредил он.

— Долго ли нам придется простоять в Добрудже? Не попросят ли передвинуться еще куда-либо? — спросил я.

— Трудно сказать, — пожал маршал плечами. — Зимовать тут вряд ли придется. Негде, да и нужды в том нет.

Взглянув на часы, Толбухин заторопился.

— Кстати, вы не обедали? Сейчас я распоряжусь, — сказал он.

Меня тронула эта заботливость.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
100 знаменитых тиранов
100 знаменитых тиранов

Слово «тиран» возникло на заре истории и, как считают ученые, имеет лидийское или фригийское происхождение. В переводе оно означает «повелитель». По прошествии веков это понятие приобрело очень широкое звучание и в наши дни чаще всего используется в переносном значении и подразумевает правление, основанное на деспотизме, а тиранами именуют правителей, власть которых основана на произволе и насилии, а также жестоких, властных людей, мучителей.Среди героев этой книги много государственных и политических деятелей. О них рассказывается в разделах «Тираны-реформаторы» и «Тираны «просвещенные» и «великодушные»». Учитывая, что многие служители религии оказывали огромное влияние на мировую политику и политику отдельных государств, им посвящен самостоятельный раздел «Узурпаторы Божественного замысла». И, наконец, раздел «Провинциальные тираны» повествует об исторических личностях, масштабы деятельности которых были ограничены небольшими территориями, но которые погубили множество людей в силу неограниченности своей тиранической власти.

Валентина Валентиновна Мирошникова , Илья Яковлевич Вагман , Наталья Владимировна Вукина

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное