Дни боевые

Командарм держал себя просто, как старший товарищ, шутил, смеялся, подтрунивал над некоторыми командирами. Те не оставались в долгу. По их поведению в присутствии старшего начальника и обращению между собой чувствовалось, что коллектив здесь спаянный, а командарма не только уважают, но и любят.

Мне самому генерал Берзарин нравился уже давно, еще со времени нашей совместной службы на Дальнем Востоке. Да не я один, очень многие любили его в нашей дивизии, любили и гордились им, как своим старым однополчанином. Всего несколько лет назад он отлично командовал у нас Казанским полком, а теперь уже командарм!

Чувствовалось, что большим авторитетом среди командиров пользуется и начальник штаба генерал Ярмошкевич, скромный старый служака, длительное время проработавший преподавателем военной академии. Верный своим педагогическим правилам, он и за обедом не переставал поучать молодых командиров. В руках у него оказалась объемистая рабочая тетрадь в мягкой коричневой обложке, которой он как бы играл, то скатывая ее трубочкой, то перекладывая из руки в руку. Тетрадь невольно привлекла к себе внимание и вызвала кое у кого недоумение, а потом и шутку.

— И зачем это начальнику штаба школьная тетрадь? — посмеиваясь, спросил один из командиров.

— А вы не смейтесь, — ответил генерал. — У меня таких тетрадей скоро полсейфа накопится. Окончим мы с вами войну и вновь соберемся в стенах академии, и вот тут-то и понадобятся все мои тетради для обобщения боевого опыта. Кто попадет тогда ко мне, тот смеяться уж не станет, он поймет, зачем я записывал, собирал и накапливал тетради. Так-то! Генерал с любовью похлопал ладонью по коричневой обложке.

Не смеяться надо было, а брать пример с него. Я с тех пор тоже начал вести записи, часто заглядывал в них, чтобы не повторять ошибок, надеялся после войны на досуге подытожить пройденный боевой путь.

Передав оборону другим частям, дивизия готовилась к маршу. В полках шли строевые смотры, проверялась боевая техника, проводились собрания.

— Не проехаться ли нам к Свистельникову? — предложил я комиссару. Людей посмотреть, да и себя показать.

— С удовольствием! — согласился Шабанов. Через час мы уже были в шестой роте — лучшем подразделении полка. За день до смены она захватила здоровенного фельдфебеля. Перед рассветом между взводными районами просочилась немецкая разведка. Ее обнаружили и обстреляли. Гитлеровцы бросились наутек. В погоню устремились ротные связные Ченцов и Шумов. Они-то и взяли в плен фельдфебеля.

Занимала рота три крестьянские избы. Отдыхали бойцы на полу, на толстом слое чистой соломы, прикрытой плащ-палатками.

Завязалась беседа.

— Располагаемся, как у тещи в гостях, — шутили бойцы. — Спать только неудобно: ни тебе пуль, ни мин, ни снарядов, даже тоска берет.

— А не жалко расставаться с такими хоромами? Скоро ведь в поход, а отдохнули маловато.

— Спасибо и на этом. Хорошего понемножку, — сказал кто-то.

Всех интересовал вопрос: далеко ли пойдем, когда и в каком месте станем наступать. Бойцы с любопытством посматривали то на меня, то на комиссара, ожидая наших ответов.

— Пойдем на запад, километров сорок отсюда, — сказал я, — а где наступать будем, мы и сами пока не знаем. Увидим потом, торопиться некуда, да и немец не убежит от нас.

— Разве убежишь от шестой роты? — поддержал меня Шабанов. — Эти молодцы и под землей достанут. Не подведете?

— Постараемся, товарищ комиссар!

— А где же наши специалисты по «языкам»?

— Ченцов и Шумов? Они в другой избе.

— Позовите их! — распорядился командир полка. И вот перед нами два молоденьких красноармейца. Они похожи друг на друга: оба белокуры, со светло-серыми глазами и округлыми юношескими лицами. Ченцов только чуть поплотнее, покряжистее.

— И как только вы захватили его? — смеется Шабанов, осматривая их с головы до нет. — фельдфебель — верзила под потолок, в два раза больше каждого из вас.

— Маленькие, да удаленькие, товарищ комиссар, Новгородцы! — говорит командир полка.

Я поблагодарил Ченцова и Шумова за службу и пожал им руки.

— Служу Советскому Союзу! — дружно ответили они.

— Товарищ полковник! Я их к награде представил, к медали «За отвагу», — выступив вперед, доложил командир роты.

— Поддержим — заслужили!

…Новгородский полк двинулся в путь в предвечерних сумерках. Следом за ним потянулся и штаб дивизии.

Сам я решил в эту ночь заехать в Карельский полк, в котором уже давно не был, да заодно побывать и у полковника Штыкова.

На участок Карельского полка добрался около полуночи и, прежде чем найти место штаба, долго блуждал вдоль полотна железной дороги. Искусно врезанные в высокую насыпь и хорошо замаскированные землянки не только ночью, по и днем разыскать было трудно. Ночью их выдавали лишь искры и легкое зарево над блиндажами. По ним я и нашел командный пункт. Полк оборонялся на широком фронте. Центр его находился севернее Лычково, а фланги вытянулись вдоль полотна железной дороги.