— Как же так? У вас одни сведения, у командира дивизиона другие, кому же верить? — спросил я у Саксеева.
— Впервые слышу, — пожал он плечами.
— А Седячко действительно седлает дорогу на Вязовку?
— У меня имеется его донесение и схема. По схеме дорогу седлает его левофланговая рота. Лично не проверял.
— Проверять все не обязательно самому, надо было послать командира штаба.
— Товарищ полковник! — обратился ко мне снова командир дивизиона. Позвольте пробежать в третью роту, я сейчас же выясню. Здесь совсем близко, возвращусь минут через двадцать.
Вместе с капитаном я послал Черепанова. Подошли Седячко и Каминский. Командира третьего батальона мы не вызывали, он находился по ту сторону поляны.
— Вы что же, товарищи, отстаете? — спросил я у комбатов. — Новгородцы уже забрали Норы и Лялино. А вы почему не выполняете задачу?
Комбаты в нерешительности мялись, поглядывая на командира полка.
— Ну, так что же? Рассказывайте. Начнем с вас, — обратился я к Каминскому.
— Мне кажется, товарищ полковник, уважительных причин у нас нет, немного подумав, ответил он. — Мы несколько недооценили противника и переоценили себя, плохо прицелились, вот и получился пустой выстрел. Деревенька маленькая, рассчитывали забрать ее с ходу, да вот сорвалось. Думали, гитлеровцев здесь не более роты, а оказывается, их тут до батальона.
— A что скажете вы? — обратился я к Седячко.
— У нас мало огневых средств. Атака по глубокому снегу развивается медленно, противник все видит и отражает все наши действия. Я думаю…
Седячко неуверенно посмотрел на командира полка, потом перевел взгляд на меня, видимо, не решаясь делать выводов, но, пересилив свою нерешительность, ответил уже твердо: — Думаю, что дневная атака в наших условиях бесполезна, она не оправдывает себя. Атаковать нужно только ночью.
Выводы комбата, на мой взгляд, были правильны. Дневная атака не принесла успеха потому, что здесь не представлялось возможным применить в полной мере прямую наводку. В Горбах хорошо просматривались постройки, расположенные на холмах, а те, что скрывались в низинах, на обратных скатах, оставались недосягаемыми для прямого выстрела. Без подавления огневой системы рассчитывать на успех днем было трудно.
— А теперь, Седячко, скажите: ваша третья рота седлает дорогу на Вязовку или нет? — спросил я комбата.
— Седлает… Вернее, не седлает, а лежит около дороги, — с заминкой ответил он.
— Как не седлает? На вашей схеме ясно показано, что седлает, удивился Саксеев. — Выходит, вы обманываете меня, а я ввожу в заблуждение командира дивизии?
— Тут какое-то недоразумение, — сказал Седячко. — Вчера вечером я сам был в третьем роте, она окопалась в снегу вдоль дороги, фронтом на запад.
— А как могла проехать подвода из Горбов на Вязовку? — спросил я.
— Какая подвода? Я о ней ничего не слышал, — удивился в свою очередь Седячко.
— Вот видите, комбат даже не знает, что творится у него на участке, заметил я командиру полка. — Разберитесь!
— Есть! Разберусь! Кстати, вот и командир дивизиона возвращается, — он сейчас доложит.
Я увидел приближающихся капитана и комиссара полка. Черепанова с ними не было.
Из доклада капитана выяснилось, что третью роту они нашли не на дороге, а в лесу и потребовали от командира роты лейтенанта Гришина объяснения. Ранее рота располагалась на поляне у самой дороги, но там было слишком ветрено и холодно, поэтому Гришин решил отвести роту на ночь в затишье, на опушку, а утром, до рассвета, вновь занять свои окопы. Но так не получилось. Людей он отвел, а противник, узнав об этом, тут же занял их окопы. Рота вынуждена была остаться в лесу. О ночном происшествии командир роты комбату не донес: побоялся ответственности. В следующую ночь он рассчитывал восстановить положение.
— Когда мы все выяснили, — сказал в заключение капитан, — Черепанов захотел проверить достоверность доклада и с лейтенантом Гришиным пошел на опушку, поближе к дороге. Там Черепанов был ранен и сразу же потерял сознание.
— После перевязки мы отправили его на ваших санях в медсанбат, вставил молчавший до этого комиссар.
Ранение Черепанова взволновало меня до глубины души.
Лейтенанта Гришина я приказал привлечь к ответственности. Поступок его был для всего полка позором.
В целях внезапности атаку Горбов решено было провести ночью, ограниченными силами и без предварительной огневой подготовки.
Для начального броска от каждого батальона выделялось по одной роте. Кроме того, в атаке участвовала и рота лейтенанта Гришина, которая получила приказ выйти на свое прежнее место и закрыть дорогу на Вязовку.
По опыту боев за Калинец и Веретейку, траншеи подводились вплотную к населенному пункту. С наступлением темноты пехота приступила к расчистке снега.
Всю ночь, до конца боя. я оставался в Казанском полку.
В четыре часа ночь огласилась взрывами гранат и трескотней автоматов. Горбы озарились ракетами. А через несколько минут заработали станковые пулеметы, и поток пуль с посвистом пронесся над штабными палатками.
«Кто же бьет сюда? Не сорвалась ли атака?»
Рука невольно потянулась к телефонному аппарату.