Дни боевые

Незадолго перед этим моряки удачной атакой с малочисленными потерями овладели крупным опорным пунктом — Пустыней. Дивизия гордилась этим успехом. Но он многим вскружил головы, появились шапкозакидательские настроения, которые впоследствии обошлись дорого.

О том, что дивизия Розанова должна стать нашим соседом, я узнал накануне наступления.

Во второй половине дня мне позвонили из штаба армии и спросили, прибыл ли Розанов.

— Какой Розанов? Какое отношение я имею к нему? — удивился я.

— Розанов должен завтра действовать вместе с вами, — сказали мне. Как же вы не знаете, где он? Обязательно разыщите и помогите ему. Он станет туда, где раньше стоял Штыков.

«Допланировались, — подумал я после разговора. — Всё секретничали, завтра утром наступать, а наступать некому».

Только к вечеру начали прибывать первые розановские подразделения. Часов в семь появился и сам генерал Розанов со своим замполитом. Его встретили наши люди и проводили в землянку Штыкова. Туда же наши связисты подвели от своего коммутатора связь, чтобы соединить Розанова с армией.

Доложив в штаб армии о появлении Розанова, я направился к нему.

Генерал в расстегнутом полушубке сидел за столом и что-то ел. В землянке, кроме него, находился средних лет полковник-заместитель по политической части.

— Позвольте познакомиться, товарищ генерал. Я ваш сосед, командир дивизии, пришел узнать, не смогу ли быть вам чем-либо полезен, — доложил я.

— Аа-а, сосед! Прошу присаживаться, — сказал генерал, внимательно рассматривая меня. — Извините, проголодался, — продолжал он, — целый день мотался: был у командующего, был на рекогносцировке, а теперь встречал войска, очень устал, перекусить даже некогда. Если хотите, составьте компанию.

— Нет, спасибо, — поблагодарил я, — недавно закусывал. Не нужна ли вам какая-либо помощь? — снова предложил я свои услуги.

— Да мы как будто ни в чем и не нуждаемся, — сказал генерал. — Как, полковник? — спросил он у заместителя.

Тот пожал плечами, но ничего не ответил. Из этого жеста я заключил, что между ними не было еще договоренности, не имелось и плана на завтрашний день.

— Вы будете наступать на Сорокино? — спросил я у генерала.

— Да, на Сорокино, с того участка, где наступала дивизия Штыкова.

— Но ведь там мои подразделения, а их сменить надо.

— Я это знаю.

— Почему же меня не поставили в известность, не пригласили на рекогносцировку?

— Очевидно, командующий не нашел нужным, а у меня на то не было полномочий, — ответил генерал.

— Товарищ полковник, минут через пятнадцать я зайду к вашему заместителю, нам надо с ним о многом поговорить, — обратился ко мне замполит. — Он у себя?

— Да, заходите! — пригласил я его. — Когда прислать к вам командиров штаба для передачи участка? — спросил я у генерала.

— Скоро прибудет мой штаб, тогда присылайте и договаривайтесь с ним.

Мне жаль было новую дивизию. Она попала в такие же тяжелые условия, в каких не раз оказывались и мы. Ей предстояло утром наступать, а она не знала ни противника, ни местности, ни своих соседей. Чего же можно было ожидать от такого наступления?

Возвратившись к себе, я рассказал о посещении Розанова своим ближайшим помощникам: Воробьеву, Арефьеву и Носкову, и попросил их помочь новой дивизии наладить управление, осуществить привязку боевых порядков артиллерии и вообще оказать содействие.

Утром после артподготовки пехота дивизии, поддержанная ротой танков, атаковала. На участке левого соседа по району Сорокино прогремел залп гвардейских минометов. Над вышкой моего НП пронеслась группа «илов».

С началом атаки наш артиллерийский огонь резко ослаб, но зато сильнее загрохотали пушки и минометы противника. Его артиллерийско-минометная система на нашем направлении и на этот раз не была подавлена. По темпу огня чувствовалось, что главный удар армия наносит левее нас, опять где-то у Обжино.

— Как дела? — спрашивал я по телефону у командиров полков.

— Пошли, пошли! — следовали радостные ответы.

Кто управлял войсками в бою, тот знает, что переживает командир, когда видит, как поднимается и идет в атаку пехота.

А что будет дальше, подавлен ли огонь противника. не скует ли он пехоту, не заляжет ли она?

Самое страшное, если пехота заляжет, потеряв свой порыв и уверенность. Тогда трудно поднять её на новый штурм.

И вот произошло то, чего я так боялся, — фланги дивизии залегли. Скована атака Новгородского полка в направлении Малое Стёпаново, залег и Карельский полк перед рощей западнее Сорокино. Только Казанский полк в центре при поддержке роты танков продолжал атаку. Его пехота преодолела нейтральную лощину, ворвалась в первую траншею и продолжала просачиваться в глубь обороны противника.

— Переключайте огонь на помощь казанцам! — приказал я Носкову. Окаймляйте их атаку, не допускайте контратак. Будем пробиваться центром.

Я потребовал от командиров полков продолжать атаку.

Весь день шел напряженный бой. Гитлеровцы отражали все атаки.

Борьба за «коридор» была для них вопросом жизни или смерти. Для удержания демянского выступа противник готов был идти на любые потери.