Дни боевые

Ночь я провел на своем НП, на одиноком кургане восточное Ингулецкого. С кургана хорошо просматривались все населенные пункты вдоль берега, в том числе и Родионовка. Зато и курган тоже был виден отовсюду. И днем и ночью он курился, словно действующий вулкан: днем из него тянулась к небу струйка белесоватого дыма, а ночью сыпались искры.

Гитлеровцы догадывались о наличии здесь важного наблюдательного пункта и били по кургану не переставая. Сначала они накрывали курган батарейными очередями, а затем перешли на огонь отдельными орудиями. Все поле вокруг было изрыто воронками.

…Время за полночь. Затишье. Тускло догорает на столике одинокая свеча. Ее слабый свет падает на развернутую карту, на два телефонных аппарата, армейской и корпусной связи.

Из старших офицеров со мной на НП — Муфель и Москвин. Корпусной инженер Ильченко помогает Микеладзе переправлять у Марьяновки на паромах истребительно-противотанковый артполк, который по моему приказанию перебрасывается на правый берег Ингульца для усиления воздушнодесантного полка и закрепления плацдарма.

С утра намечено провести рекогносцировку.

Накрывшись полушубком, я дремлю на единственной в блиндаже койке. Температура к ночи повысилась. Знобит. Мысль то и дело возвращается к сегодняшнему посещению командующего и задаче по расширению плацдарма. Мне хотя и неизвестны намерения высшего командования, но я понимаю, что на нашем фронте наступила оперативная пауза. И враг и мы измотаны. Люди нуждаются в передышке; необходимо пополнить материальные средства.

Но и временного, вынужденного бездействия терпеть никак нельзя, нужно с каждым днем, с каждым часом улучшать свое положение.

До меня доносится чей-то глуховатый голос:

— Генерал отдыхает?

— А что такое?

Несчастье у нас на правом фланге.

При слове «несчастье» дремота быстро улетучивается. Я поднимаюсь.

— Товарищ генерал! Разрешите доложить? — спрашивает Муфель и после моего утвердительного кивка говорит: — Звонил из Марьяновки Ильченко, от Лозоватки, вдоль того берега, атаковал противник, захватил три батареи иптаповского полка, все, что мы смогли туда переправить.

— Как так? — раскрыв глаза, шепотом спрашиваю я склонившегося ко мне полковника.

— Захватили все двенадцать орудий.

— Да как же так? — Я никак не могу осмыслить случившееся. — Ведь там поблизости берег занимает наш сосед — гвардейская дивизия Петрушина.

Муфель пожимает плечами.

— И сам не знаю, как это могло произойти, — отвечает он.

— Уточните еще раз, — говорю я Муфелю. — Позвоните к Микеладзе. Утром поедем в Марьяновку и разберемся на месте. Доложите о случившемся в армию.

— Слушаюсь!

Утром часов около восьми, оставив на НП Москвина, я вместе с Муфелем и адъютантом выехал в Марьяновку. Мы проехали вдоль лесной посадки, а потом, оставив машину, стали пробираться пешком. До Ингульца оставалось меньше километра. Сама река пряталась в глубоком русле, но весь противоположный берег с примыкающими к нему населенными пунктами был виден как на ладони.

Изогнутая линия нашего переднего края тянулась то вдоль левого берега, то пересекала реку и огибала небольшие плацдармы на противоположном берегу.

Не успели мы пройти и сотни метров, как сзади нас показались два «виллиса».

Остановив машины рядом с нашей, к нам направились Шарохин и Хитровский (командующий артиллерией армии), а вместе с ними два адъютанта и два автоматчика.

— Что вы делали ночью? Спали? — шумел командарм, приближаясь к нам. В таком возбужденном состоянии я видел его впервые. — Противник из-под носа пушки ворует, а они спят! Где ваша артиллерия? — напустился он на Муфеля.

Неожиданно в воздухе прошуршала минометная очередь, а затем между нами и машинами с треском крякнули разрывы. Осколки с ревом и свистом пронеслись над головами. Гитлеровцы наблюдали за нами. Еще бы! На виду три легковые машины и группа беспечных начальников — соблазнительные мишени!

Припав к земле, мы поползли в придорожную канаву.

— Смотри за командармом, отвечаешь головой, — шепнул я подбежавшему ко мне Пестрецову. На четвереньках и короткими перебежками выходили мы из зоны обстрела на южную окраину Марьяновки. Собравшись вместе, мы посмотрели друг на друга и, убедившись, что все целы и невредимы, рассмеялись.

Командарма как будто бы подменили, он опять стал самим собой.

— Куда же ты завел? Где противник? — спросил он меня.

— Я не заводил, вы сами приехали, — прохрипел я. — А противник, вот он, на противоположном берегу.

— Рядом?

Шарохин огляделся и затем уже по-дружески отругал меня.

— Куда же тебя черт носит? Ты же командир корпуса, а не командир роты!

— А вы у Веселые Терны посадили меня еще ближе, на самый передний край, — напомнил я ему.

— Тогда нужно было!

— Сегодня тоже нужно. А как вы-то заехали?

— Мы случайно. Спросили у Москвина, он и показал. «Поехали, говорит, вдоль посадки». Ну и мы следом.