Дни черного солнца

«До рождения со мной было то же. Видимо, и со смертными иногда так получается».

Хотя на самом деле и не положено, мог бы он добавить, но не стал.

* * *

– Что ты собираешься предпринять? – утром спросил меня Солнышко.

Он стоял у окна по другую сторону комнаты, мягко сияя, – солнце только что встало. Я приподнялась, села, подавила зевок.

– Не знаю.

Умирать я пока не готова. И признать это оказалось легче, чем я думала. Я ведь убила Сумасброда; жить с этим знанием почти непереносимо. Но наложить на себя руки или дать это сделать Солнышку либо Арамери – это… некоторым образом еще хуже. А если иметь в виду гибель Сумасброда, это вообще выглядело так, будто я собиралась выкинуть подарок.

– Если я выберу жизнь, Арамери будут меня использовать одни боги знают для чего. Оно мне надо – новые смерти на моей совести? – Я вздохнула и потерла ладонями лицо. – Ты был прав в своем желании перебить нас. Только требовалось довести дело до конца, уморить всех. Это была единственная оплошность Троих…

– Нет, – сказал Солнышко. – Мы были не правы. Не стану отрицать, с демонами надо было что-то делать, но нужно было найти какое-то другое решение. Они ведь были нашими детьми…

Я молча открыла рот. Потом закрыла. Я вглядывалась в его силуэт, чуть более яркий, чем слегка светившееся окно. Я даже не знала, что на это сказать, и решила переменить тему.

– А ты сам что собираешься делать?

Он стоял, встречая рассвет, точно так же, как много раз делал это в моем доме: прямая осанка, голова вскинута, руки скрещены на груди. Сейчас, против обыкновения, Солнышко негромко вздохнул и повернулся ко мне, прислонившись к подоконнику с видом почти осязаемой усталости.

– Понятия не имею, – ответил он. – Во мне не осталось ничего цельного или правильного, Орри. Ты была права, когда обозвала меня трусом. Дураком ты меня не называла, но и это было бы правильно. А еще я слаб…

Он поднял руку, посмотрел на нее так, словно впервые увидел, и сжал кулак. Кулак показался мне далеко не слабым, но я понимала, какая цена ему была с точки зрения бога. Кости – способные ломаться. Кожа – не знающая мгновенного исцеления ран. Вены и сухожилия – уязвимые, как паутинки. А внутри хрупкой плоти – разум, напоминающий разбитую и плохо склеенную чашку.

– Значит, это одиночество? – спросила я. – Твоя истинная противоположность. Одиночество, а не тьма. Ты этого не понимал?

– Нет. До того самого дня. – Он опустил руку. – А надо было. Потому что одиночество – вот тьма души.

Я встала и приблизилась к нему, слегка запнувшись о ковер. Я нашла его руку, потом потянулась к лицу. Он позволил мне это, даже прильнул к моей ладони щекой. Наверное, в тот момент он чувствовал себя очень одиноким.

– Я рад, что они отправили меня сюда в облике смертного, – сказал он. – Я не могу причинить особого вреда, когда с ума схожу. Когда я оказался заперт в том царстве тьмы, я думал, что потеряю рассудок… Но когда меня вытащили, там была ты… без этого я бы опять сломался.

Я нахмурилась, думая о том, как он прижимался ко мне в тот день, прижимался и не мог отпустить даже на миг. Ни одно человеческое существо не вынесет вечного одиночества. Я тоже свихнулась бы в пустоте. Однако нужда Солнышка была сверхчеловеческой.

Я снова вспомнила слова матери, которые много раз слышала от нее в детстве.

– Нет ничего зазорного в том, чтобы принимать помощь, – сказала я ему. – Теперь ты стал смертным.

А у смертных не все получается в одиночку.

– Тогда я не был смертным… – проговорил он, и я поняла: он думал о том дне, когда убил Энефу.

– Может, это относится и к богам, – ответила я.

Я еще не вполне оправилась и вынуждена была прислониться рядом с ним к подоконнику.

– Мы ведь созданы по твоему образу и подобию, помнишь? Что, если твои родичи отправили тебя сюда не потому, чтобы в смертном образе ты не мог наворотить дел, а просто чтобы ты научился справляться с этим, как делаем мы, смертные?

Я вздохнула и прикрыла глаза: постоянное сияние Неба утомляло меня.

– Во имя бездны, откуда мне знать! Может, тебе просто друзей завести надо…

Он промолчал, но, кажется, я почувствовала на себе его взгляд.

Больше я ничего сказать не успела – в дверь постучали. Солнышко пошел открывать.

– Лорд… – Голос был мне незнаком, но в нем звучала вышколенная деловитость слуги. – У меня послание. Лорд Арамери требует вас к себе.

– Зачем?

Солнышко задал вопрос, на который я бы нипочем не отважилась. Посланец тоже сперва растерялся, но после очень краткого промедления все же ответил:

– Схватили госпожу Серимн.

* * *

Как и накануне, лорд Арамери выставил из зала всех своих царедворцев. Такие материи, как сделки с демонами или наказание заблудших чистокровных, они не для посторонних глаз…