Или просто делала что могла, чтобы навести мост через разделившую их пропасть? А если так, то что значит лужица демонской крови и одна маленькая жестокость – по сравнению с целой войной?.. Несколько разрушенных жизней, когда речь идет о выживании человеческого большинства?.. Тем более что через тысячу лет – или через десять тысяч – гнев Ночного хозяина может быть наконец утолен. Ведь так, наверное, рассуждали боги?..
По крайней мере, Солнышко к тому времени забудет меня…
– Отлично, – сказала я, и в голос все-таки прорвалась горечь. – Делайте то, ради чего пришли. Или собираетесь убивать меня медленно? Чтобы Солнышко лишнего помучился?..
– Он достаточно настрадается, зная, почему ты умерла; как – не столь важно.
Она помолчала.
– Вот если только…
Я нахмурилась, услышав, как изменился ее тон.
– Что?..
Она протянула через стол руку и приложила ладонь к моей щеке, коснувшись большим пальцем губ. Я чуть не шарахнулась, но вовремя совладала с собой. Кажется, ей это понравилось; я ощутила ее улыбку.
– Какая славная девочка, – повторила она и вздохнула – как мне показалось, с чем-то похожим на сожаление. – Быть может, я убедила бы Нахадота позволить тебе жить, при условии, что Итемпас будет страдать.
– Это как?
– Ну, к примеру, ты покинешь его…
Она не договорила и медленно отняла пальцы от моего лица. Я замерла, понимая, к чему она клонит, и мне стало от этого плохо.
Когда я все-таки сумела заговорить, меня трясло. Я наконец обозлилась, и это придало голосу твердости.
– Понимаю, – сказала я. – Вам недостаточно просто причинить ему боль. Вам надо, чтобы еще и я его ранила.
– Боль есть боль, – прозвучал голос Ночного хозяина.
У меня поднялись дыбом все мелкие волоски на коже, потому что я не слышала, как он вошел. Он стоял где-то за спиной Госпожи, и в комнате заметно похолодало.
– А печаль – это печаль. Мне все равно, с какой стороны она постигнет его, лишь бы он ее ощутил.
Я была до смерти перепугана, но его безразличный, пустой голос привел меня в ярость. Моя ладонь сжалась в кулак.
– Значит, у меня выбор – дать вам убить меня либо самой его ножом в спину пырнуть? – резко выговорила я. – Коли так, валяйте, убивайте. Он хоть будет знать, что я его не покинула!
Рука Йейнэ коснулась моей: подозреваю, это было предостережение. Ночной хозяин промолчал, но я ощущала его ледяной гнев. Мне было все равно. Рявкнув на него, я почему-то сразу почувствовала себя лучше. Он лишил мой народ счастья, а теперь хотел забрать еще и мое?!
– А ведь он, чтобы ты знал, по-прежнему любит тебя, – выдала я, решив, что терять больше нечего. – Куда больше, чем меня. На самом деле – больше вообще всего…
Он зашипел на меня. Это был не человеческий звук. В нем были змеи, и лед, и пыль, заносящая глубокий темный провал. Потом он устремился вперед…
Йейнэ встала между нами, обратившись к нему лицом… Нахадот остановился. Потянулось время, которое я не дерзаю измерить – было ли это мгновение или целый час. Они смотрели друг на дружку, молча, неподвижно. Я знала, что боги умеют беседовать без слов, но не уверена, что между ними происходила именно беседа. Как-то было больше похоже на битву…
Потом это ощущение отступило, и Йейнэ вздохнула и подошла к нему.
– Тише, – проговорила она, и в ее голосе было больше сострадания, чем я могла вообразить. – Не торопись. Ты же свободен теперь. Будь таким, каким хочешь быть, а не таким, каким они тебя сделали.
Он протяжно, медленно вздохнул, и я почувствовала, как отступает жалящий холод его присутствия. Тем не менее, когда он заговорил, голос был по-прежнему жестким.
– Я выбрал, каким мне быть. Но мне больно, Йейнэ. Они горят во мне… воспоминания… То, что он сделал со мной, еще болит…
Комната наполнилась отголосками чудовищных предательств, ужасов и потерь… Эта тишина в прах разбила мой гнев. Я никогда не находила в себе сил ненавидеть кого-то, перенесшего жестокие муки. Вне зависимости от того, каких злых дел он потом натворил.
– Не заслужил он такого счастья, Йейнэ, – проговорил Ночной хозяин. – Пока еще – не заслужил.
Госпожа вздохнула:
– Я знаю…
Я услышала, как он дотронулся до нее. Быть может, поцеловал. Или просто взял за руку… Я тотчас вспомнила Солнышко и как он нередко касался меня, обходясь без слов, черпая уверенность в моей близости… Когда-то давным-давно – касался ли он так Нахадота?.. Что, если Нахадот под покровом своего гнева тоже тосковал по тем дням?.. Ну так у него теперь Сумеречная госпожа есть. А у Солнышка скоро совсем никого не останется…
Так и не сказав ничего больше, Ночной хозяин исчез. Йейнэ некоторое время стояла все там же, потом снова повернулась ко мне.
– Очень глупые слова, – сказала она, и я поняла, что она на меня тоже сердита.
Я устало кивнула:
– Я знаю… Прости меня.
К моему изумлению, простое извинение смягчило ее. Она вернулась за стол, но садиться не стала.
– Не только ты виновата, – пояснила она. – Он сейчас… в некотором смысле как после болезни. Шрамы, оставленные Войной и заточением, слишком глубоки. Некоторые еще свежи и болят…