Дни черного солнца

– А-а, вот ты о чем… Я точно не знаю, но в ордене Итемпаса найпри был удостоен звания писца почетного класса. Это наивысший уровень посвящения. – Он пожал плечами, отчего подпрыгнула моя рука на его локте. – По слухам, он был даже соискателем должности первого писца Арамери, но ему с уходом из ордена, конечно, от этого пришлось отказаться.

Я не выдержала и хмыкнула:

– Так он женился на чистокровной Арамери и учредил собственную религию, чтобы напоминать себе о том, чего едва не достиг?

Хадо тоже хохотнул:

– Не совсем так, но обоюдное недовольство определенно их сблизило. Полагаю, общие цели порождают взаимное уважение, а от него недалеко и до любви.

Очень занятно… Вернее, было бы очень занятно, если бы любящая парочка не успела похитить, истязать и заточить меня и моих друзей.

– Звучит просто прелестно, – как можно любезнее выговорила я, – но я тоже кое-что слышала о писцах. И ни разу не встречала ни одного, способного на такой подвиг. Одержать верх над богорожденным, да не одним? Я вообще не думала, что это возможно…

– Боги не являются непобедимыми, госпожа Орри. Что же касается твоих друзей – да что там, это относится почти ко всем живущим в городе, – они молоды и относительно слабы. – Он снова пожал плечами, не заметив, что выболтал нечто совершенно для меня новое. – Найпри просто нашел способ этим воспользоваться.

Я вновь замолчала, раздумывая над услышанным. Наконец, миновав очередную арку, мы вошли в небольшую комнату, сплошь устланную коврами. Здесь пахло едой, видимо, был накрыт завтрак… и витал знакомый аромат цветов хираса.

– Спасибо, что пришли, – подходя к нам, сказала Серимн.

Хадо выпустил мою руку, и Серимн тут же завладела ею, этак по-сестрински, да еще и в щечку меня поцеловала. Я как-то умудрилась не отшатнуться, хотя удалось мне это чудом, и Серимн, конечно, заметила.

– Прости, госпожа Шот. Полагаю, уличный люд подобным образом не здоровается…

– Почем мне знать, – ответила я, не в силах стереть с лица сердитое выражение. – Я не «уличный люд», хотя толком не знаю, кого ты имеешь в виду.

– Я обидела тебя по незнанию. – Серимн вздохнула. – Приношу извинения. У меня мало опыта общения с простонародьем. Благодарю, Хадо, брат во Блистательном.

Хадо вышел, Серимн же усадила меня в большое плюшевое кресло.

– Наполните тарелку, – велела она, и в сторонке кто-то немедля взялся за дело.

Серимн села напротив и некоторое время молча рассматривала меня. В этом она напоминала Солнышко: я чувствовала ее взгляд. Словно бабочка прикасалась крыльями к коже.

– Хорошо выспалась? – спросила она.

– Да, – ответила я. – Можно сказать, отдала должное вашему гостеприимству. Хотя…

– Хотя тебе не давали покоя мысли о твоей собственной судьбе и об участи твоих приятелей-богорожденных, ведь так? Чего ж тут не понять…

Серимн умолкла: подошедшая служанка вручила мне наполненную тарелку. Я немного успокоилась: по крайней мере, обстановка была не такой официальной, как вчера.

– Меня и ваша участь волнует, – сказала я. – Когда Сумасброд и остальные освободятся, они вряд ли легко забудут, как вы с ними обошлись. Они существа бессмертные – вы не сможете их вечно удерживать…

Да уж, могучий довод. Особенно если она как-то исхитрится убить их.

– Верно, – ответила Серимн. – Ты весьма кстати упомянула об этом обстоятельстве, ибо из-за него у нас теперь неприятности.

Я заморгала, сообразив, что она говорила не о Сумасброде с его домочадцами. Она имела в виду совсем других пленных богов.

– Ты о богах Арамери? О Ночном хозяине?..

Которого здесь замышляли убить.

– Не только о нем, но еще и о Сиэе Плутишке.

Всего моего самообладания еле хватило, чтобы не подпрыгнуть при этих словах, а Серимн продолжала перечислять:

– А также о Курруэ Мудрой и Чжаккарн Кровавой. Они неизбежно должны были однажды освободиться. Возможно, тысячелетия неволи даже не показались им сколько-нибудь долгими. Наши боги, знаешь ли, обладают беспредельным терпением, но никогда не забывают причиненных обид. И никогда не оставляют их безнаказанными.

– И ты их за это винишь? Обладай я могуществом, я бы тоже обидчикам сдачи давала.

– И я тоже, конечно. И так я и поступала, причем не единожды. – Я услышала, как она положила ногу на ногу. – Но всякий, кому я попыталась бы мстить, имел бы неотъемлемое право защищаться… Вот этим-то мы здесь и занимаемся, госпожа Орри. Мы защищаемся.

– От одного из Троих. – Я покачала головой и решила прибегнуть к откровенности. – Прошу меня извинить, но если ты пытаешься обратить меня в свою веру, взывая… скажем так, к уличной логике – или как вы там называете побуждения, движущие нами, низкородным, подлым народом, – твои рассуждения небезупречны. Там, откуда я родом, если на тебя сердится некто столь могущественный, ты не пытаешься отбиваться. Ты либо по мере возможности стараешься загладить вину, либо прячешься, сидишь тише мыши и не высовываешься – и все это время горячо молишься, чтобы не пострадал никто из тех, кто тебе дорог…