Дни, что нас сближают

Мужчины пожелали Эмилии спокойной ночи и вошли в спальню. Теперь она показалась им более холодной, а лампочка — более тусклой. Чавдар надел старый свитер, Евгений — тщательно выглаженную пижаму. Погасив свет, Чавдар вслепую двинулся к кровати, ударился обо что-то, тихо выругался и лег.

Какое-то время они лежали молча, ровным дыханием стараясь заманить сон.

Но не смогли. Чавдар потянулся за сигаретами, закурил.

— У нас в классе был второгодник, Захарий Захариев. Он стрелял голубей из рогатки и жарил на костре, — неожиданно для себя стал рассказывать Евгений.

— Ну и что?

— Я, кажется, остался единственным, кто так и не притронулся к голубям. Противно было.

Чавдар молчал.

— А может, не потому, что противно… Скорее всего, я их не ел потому, что они казались мне незаконными, эти дикие голуби.

Чавдар глубоко затянулся, и бумага на сигарете затрещала.

— Я и краденую алычу не ел, — вздохнул Евгений, — забирался вместе с другими на дерево, лишь бы надо мной не смеялись, сидел на ветке и думал о том, что совесть моя чиста…

— Глупо! — Чавдар погасил сигарету. — Если ты хоть раз забрался на чужое дерево, как ни крути, все равно ты вор.

— Сам знаю. Я и тогда знал, но алычу не ел.

— А у нас была целая банда! И орудовали мы по-крупному. Я составлял план, проводил разведку, продумывал операции. Однажды мы устроили налет на склад меди. Пятеро ребят хозяйничают внутри, а я караулю, на случай если кто мимо пройдет. И вдруг передо мной вырастают двое — патруль. Я даже свистнуть не успел — пересохли губы. Их всех поймали, исключили из школы. Но я их здорово выдрессировал — ни один не выдал меня. Сказали, что я им встретился по дороге и они не могли отвязаться. А мне только снизили оценку по поведению, за то, что не помешал им, когда они лезли в склад. Потом все мы разлетелись кто куда, но в общем остались друзьями. Ты одного из них знаешь, это Станко… с «трабантом»… приятель Эмилии…

— Ах да, — вспомнил Евгений и тут же понял, что ничего не может взять в толк, слова стремительно проносятся мимо него, словно выстреленные из рогатки, и он застыл на месте — жестяной флюгер, прибитый рукой какого-то идиота так, что не в состоянии даже пошевельнуться.

Рукой идиота, своей собственной рукой.

— Знаешь что? Я пойду туда, — сказал Чавдар и вышел из спальни.

8

— Ты зачем пришел?

Эмилия привстала с постели и смотрела на Чавдара. Ее смущали его голые ноги, но в то же время она чувствовала, что смущение проходит, превращается в нечто другое, в то, что подготавливалось долгими годами. Друг Станко становился и ее другом, все более близким… И чем сильнее ее раздражала слащавость Станко, тем больше ей хотелось, чтобы этот мускулистый и широкоплечий «третий» был вместе с ними. В институте они почти не обращали друг на друга внимания, но все время получалось так, что после работы они шли куда-то втроем.

Эмилия знала, что когда-нибудь Чавдар попытается взять ее за руку, и когда это наконец произошло сегодня в машине, она с облегчением вздохнула. Но ее гораздо больше беспокоило другое: Чавдар станет вторым мужчиной в ее жизни и, возможно, последним. Когда же это случится, когда? И как?

— Я не могу заснуть! — Чавдар сделал еще один шаг к ее кровати.

Ее грудь, обозначившаяся под полупрозрачной тканью ночной рубашки, казалась ему сейчас непохожей на ту, на которую он тайком заглядывался, когда они все вместе были на пляже, или когда он заставал их вдвоем у нее дома, еще не успевшими как следует одеться, или… Эмилия не стеснялась ни его, ни других мужчин. Она лишь смущалась, как сестра смущается своего брата.

Сейчас ее грудь казалась ему совсем другой, завораживала его, манила, и он сделал еще один шаг.

Эмилия пошевелилась, и походная кровать отозвалась алюминиевым звоном, долго висевшим в воздухе…

— И я тоже.

Этот мужчина медленно, сантиметр за сантиметром, на протяжении нескольких лет приближался к ней, а сейчас расстояние, разделявшее их, катастрофически уменьшалось. Вот уже он сделал второй шаг, и она испугалась: если он набросится на нее с той же скоростью, то раздавит ее. Она трусила, но была готова принять на себя этот удар.

— И что дальше?

При попытке сделать третий шаг Чавдар почувствовал сильное сопротивление: его останавливало присутствие Станко или, точнее, присутствие лет, накопившихся между ним самим и Эмилией. Он с горечью подумал о том, что все эти годы чересчур пекся о собственной персоне, превращался постепенно в неженку. Прежний Чавдар давно бы заставил кровать петь свою походную песню, но теперь научного сотрудника Чавдара смущало все — и отвратительный запах одеколона, купленного им в аэропорту, и то, что грудь Эмилии была той самой грудью, которую он, сам того не желая, разглядывал, когда они все вместе отдыхали на море или когда он заставал их вдвоем со Станко, торопливо приводившими себя в порядок…

Эмилия догадалась, о чем он думает, ей стало грустно, потом прошло и это, и она улыбнулась.

— Давай покурим.

Странно, у Чавдара оказались с собой сигареты.

9

Бульдозерист лежал на спине и вглядывался в сгустившуюся над головой темноту.