Дни и годы[Из книги воспоминаний]

А той порой в райком посыпались анонимки. Это не было случайностью. Волна анонимок начинала превращаться в бедствие. «Доброхоты» и «бдительные патриоты» действовали по дьявольскому правилу: если нечего «наклепать» на неугодного человека, так можно и пофантазировать, только бы «насолить покрепче». И на соль не скупились.

Нам анонимки добрый десяток лет усыпали путь шипами да колючками. Любители этого постыдного эпистолярного жанра писали не только в Железнодорожный, но и в Центральный райком города, опекавший ячейку писательской организации. И даже в Москву писали Алексею Суркову, одно время возглавлявшему Союз писателей страны.

Алексей Александрович Сурков, знавший меня по многим встречам, даже прислал письменное внушение. А теперь, когда Зинаида Коптелова вступает в партию, для анонимщиков открылись новые возможности «наворачивать» что-нибудь политическое. Анонимки, как семена липучки в дороге, цеплялись за одежду, тащились всюду. И не так-то просто было отряхнуть их.

Ее приняла седеющая женщина в черном железнодорожном кителе со значком «ударника» в петлице. Лицо у нее бледно-постное, в уголках тонких губ залегли морщины, глаза холодные, как льдинки, голос прокуренно-хриплый. Строго покашливая, она долго расспрашивала и о матери, и о дедах с бабушками. А дотошливая службистка, продолжая покашливать, требовала подробностей и полной откровенности. Лишь после того, как Зина мимоходом упомянула, что отец перед последним арестом прятал от полиции в ее детской кроватке типографский шрифт, строгая райкомовка вдруг перестала покашливать и в глазах у нее затеплились добрые искорки:

— С этого бы и начинала, — упрекнула она и тут же подбодрила. — Ну рассказывай, рассказывай дальше. Откуда тот шрифт?

— Говорят, Сергей Миронович где-то раздобывал.

— Киров?! Так что же ты до сих пор молчала? О Кирове нужно рассказывать всем, особливо детям в школе. Ты знаешь, какой это был человек? Любимец партии! Первый после Ленина оратор! Без всякой бумажки. Получше вашего Луначарского. В Ленинграде его все звали Миронычем. Знаешь, как он выступал на семнадцатом съезде? У всех сердца зажег. Знаешь?

— Читала.

— То-то же! Да, а ты как повышаешь свой идейно-политический уровень?

Зина начала рассказывать о политкружке, но райкомовка прервала:

— Это я знаю. Выступаешь. Держишь линию. А как ты сама? Как постигаешь «Краткий курс»?

— У меня вот, — Зина приоткрыла сумочку, — конспект с собой.

— Читать мне некогда. Давай на словах. Освоила?

— До четвертой главы дошла.

— Ну вот и у тебя на ч е т в е р т о й заковыка. А я надеялась, думала — учительница! В пример поставлю, а ты…

— Уж очень сложно.

— И для тебя с л о ж н о. Но это же… — Райкомовка привстала, распрямляя затекшую спину. — Четвертую главу писал сам товарищ Иосиф Виссарионович Сталин! Надо воспринимать не только умом, но и сердцем.

— Да я принималась много раз…

— А ты каждый день. С утра. На свежую голову.

«Как молитву! — чуть было не вырвалось у Зины, — Как «Отче наш»… — Но она вовремя сдержалась, качнула головой. — Учту.

Райкомовка, закурив, отбросила спички на стол:

— Все у нас с тобой, девка, шло гладко, хоть сейчас на бюро докладывай, а… — Вздохнув, шевельнула пальцем желтую папку. — А вот тут есть на тебя… Словом, есть материальчик…

Зина ждала помех — решающий шаг не обойдется без чего-нибудь недоброго. Недруги наплетут черт знает что! Наверняка опять об отношении к Нине. Ничего. Собеседница, хотя и строгая, а поймет. Только зачем она дымит? Отмахнула смрадную тучку. А та, погрозив дымящейся папиросой, еще раз шевельнула папку:

— Серьезный материальчик. Острый.

— Анонимка?

— Не в этом дело. Тут… Поступок твой требует особой откровенности. А ты даже в автобиографии ни словом не обмолвилась! — И после устрашающей паузы райкомовка резанула. — Начистоту: какая у тебя была связь с врагом народа Гайлит?

Убийственный вопрос прозвучал неожиданно и так нелепо, что Зина не смогла удержаться от хохота:

— С Гай-лит?! — достала платок из рукава, чтобы утереть брызнувшие от смеха слезы. — Так это же… Это уму недостижимо!..

— Тут не до смеха. Нет, нет, я предупреждаю. — Райкомовка, смяв папиросу, погрозила на этот раз карандашом, готовая записать признание. — Отнесись со всей серьезностью. Тут только чистосердечно… Понимаю, не с самим, конечно, Гайлитом. Но это дела не меняет: «Муж да жена — одна сатана». А с его… Ну, как ее?.. То же дал бог имечко… Совсем выпало из головы…

…Позднее мы с Зиной прочитали в «Сибирской советской энциклопедии»: доброволец Ян Петрович Гайлит, сын крестьянина Лифляндской губернии, пришел в Сибирь с Пятой Армией. Был ранен. За личную отвагу командирскую смекалку награжден орденом Красного Знамени и золотыми часами.

Его бригаду, входившую в 26 стрелковую дивизию, за стремительный натиск белогвардейцы называли «бешеной». Однажды на подступах к Петропавловску «при набеге на одну из деревень бригада Гайлита разгромила 13 дивизию Колчака и, помимо другого оружия, захватила три орудия.