Дни и годы[Из книги воспоминаний]

Короткий зимний день уже давно сменился сумерками. Пора бы и на ночлег. А где он ждет нас? И далеко ли до деревни с очередным постоялым двором? Сорока не скажет. В такой морозище она совсем не тараторит — боится горлышко простудить. Мы с тревогой посматривали вправо, откуда в ночном полумраке изредка придвигалась на какое-то время черная стена тайги, но там не было ничего похожего на жилье. А вблизи виднелись по-прежнему все те же шарообразные кусты. Если мы заблудимся, придется пробираться по бездорожью в сторону леса, — там можно скоротать ночь у костра. А лес на беду отступил куда-то во мглу. Тогда нам останется только… Да вон же стог сена! Вон второй! Можно зарыться в него. Авось не заколеем. Утром осмотримся. Но длинна, ой, длинна северная декабрьская ночь!

Кони остановились, поворачивая головы то в одну, то в другую сторону.

— Как же это вы, милые, с дороги сбились?! — упрекнул кучер. — На вас была надежа.

Он пошел вперед, приминая нетронутый снег, и нас тревога, словно пружиной, выкинула из кошевки. Пошли в разные стороны, спотыкаясь о снежные заструги. Дорога не прощупывалась, под ногами.

Кучер шел впереди, кони за ним. А куда? У звезд не спросишь.

Вдруг кони остановились, повернули головы вправо и навострили уши.

— Жилье чуют! — обрадовался кучер, — Там, робятушки, деревня!

И мы стали проламываться сквозь сухой болотный камыш. Впереди — речка под льдом. За ней на взгорье черная, будто мохнатая, стена леса. Похоже, могутный кедрач. А перед ним на крутосклоне вспыхнули светлячки. Что это? Не волчьи ли глаза? Ведь для окон очень тусклые. Может, освещаются лучиной? Кони снова остановились и, вскинув головы, заржали. Деревня! Вон и очертания избушек, засыпанных снегом до самых крыш. Мы спасены!

Но пока мы проламывались туда, огоньки стали гаснуть. Остался единственный, самый дальний, словно врезанный в лесную толщу. Успеть бы, пока не заснула вся деревня.

Вот от проруби — тропинка в гору. Она привела нас в переулок. Тем временем погас последний огонек — деревня погрузилась в сон. Кучер постучался в одну избу, в другую, в третью — никто не пускает проезжих, появившихся неведомо откуда, далеко от проселочной дороги. Опасаются: не пробрались бы варнаки. И мы с Борисом тоже принялись стучаться в хмурые избы. На нас гавкали охотничьи лайки, но даже на собачий лай никто не подымался, не открывал дверей. Так это было непохоже на сибирских крестьян, всегда привечавших проезжих, в особенности в суровое зимнее время. Хоть замерзай посреди улицы!

Но вот я заметил запоздалую парочку. Молодые, быстрые на ноги. По узкой тропинке идут друг за другом. Перешагнули через прясло из одной усадьбы в другую. Еще несколько минут и скроются за домом по другую сторону переулка, и я побежал наперерез. Не опоздать бы. Только они могут спасти нас. Мужчина прихрамывает — я успею. Окликнул их.

— А вы кто такие среди ночи? — настороженно спросил мужчина, задерживая взгляд на моей полевой сумке. — Откуда взялись?

Я назвался. И — о чудо! — женщина от неожиданности воскликнула:

— «На-гора»?! Вы написали? Сами? — выдернула книгу из-под мышки. — Так вот же она! Несу от подруги. Давала читать.

— Пойдемте, пойдемте, — пригласил мужчина. — Я сейчас открою ворота. Мы учителя. Первый год в глуши. И такая встреча!

Кучеру он показал, куда провести лошадей в закуток, где взять сено.

Спустя каких-нибудь пять минут мы уже отогревали руки возле жестяной печки, в которой жарко пылали сухие березовые дрова поленья, и отвечали на добрые расспросы учителя, а его жена уже накрывала стол для ужина. Запахло картошкой, поджаренной на гусином жире. Мы в свою очередь расспрашивали о последних фронтовых сводках.

Узнали о разгроме фашистов под Москвой. Вот радость, так радость! Борис вскочил, рубанул кулаком воздух:

— Так их растак! Поглубже в землю!

— Теперь наши погонят! Как Наполеона! — сказал учитель. — А вот тут… Из-за своей ноги!.. Просился добровольцем — комиссия не пропустила.

На столе появился берестяной туесок с кедровыми орехами. Мы соскучились по таежному лакомству. Пощелкивая вкусные орешки, проговорили чуть не до рассвета.

Утром уроки в школе были отменены. Все ребята хлынули в один класс — на встречу с «живыми писателями». Борис рассказывал об Аркадии Гайдаре, с которым был хорошо знаком, я читал рассказы. Потом мы едва успевали отвечать на вопросы, сыпавшиеся со всех сторон.

А после обеда все ребята встали на широкие, подбитые камусом, охотничьи лыжи, и, продолжая расспрашивать, проводили нас далеко в луга, в которых затерялась зимняя дорога.

Вторая моя, тоже неожиданная, встреча с романом «На-гора» произошла на Калининском фронте, в лесах возле реки Ловати. Я не думал, что книга, изданная в Новосибирске, окажется так далеко.