Дни яблок

— Сидели бы у норе, — кротко ответил я. — С ногами.

— Крутять счётчик, — авторитетно сказал мужичок и поправил шапочку.

— И пимпочки нашей нет из пломбою! — сурово изрекла «лебяжия».

Горэнерга уважительно посветил ей фонариком в пасть, потом в глаза мне, а затем на наш счётчик — в красивой нише.

— Есть разрешение на утопления? — крикнул он.

— Только на расстрел взять успели, а что? — не сдался я.

— Шуткует, — мрачно сказала «лебяжия». — Пломбуй их, Вовчик.

— Будем гасить, — зловеще ухмыльнулся Вовчик и выключил фонарик. Потом включил опять, и так два раза. Я кашлянул, и фонарик вылетел за дверь.

— От никак не пойму, шо вы за люди, хто вас послал, — начал я, вытесняя тётку в «лебяжией» к порогу. — С какой организации, где бумага с документом? Фотография лица не вместилась, да? Поналазили тут с грязюкой, надышали перегаром, дальше угрозы какие-то, с пимпочкой…

— Вовчик, вернися на каледор! — рявкнула тётка.

Горэнерга, ловящий суетливый фонарик на нашей площадке, сунулся было в квартиру…

— Маме своей топчите в прихожей, — сказал я. — У нас всё оплачено. Ждите тут. Принесу корешки.

— Ты смотри, какой умный! — пошла на таран баба. — В нас, в жэке, у ваши коришки вся бухгалтерия вгрызалася, як слипый у дыню! Найшли! Несплата за лито! Пробытый Вал, сорок два, квартира симдесять, Гицонова Анна Петривна. То вы?

— То всё дурня, — резюмировал я. — Сначала так: не Гицонова, а Гедеонова, потом не Анна, а Алла, дальше — не симдесять, а симдесят сим. Теперь скажу — после Венгберг вы не жэк, а пшик, довели работника до грыжи. Довгрызался. Грисы.

— Не лайся, — миролюбиво сказал Вовчик. — Зара вас скоренько запломбую, а ты придёшь на жэк, разом из корешками и выправишь всю каку. Так мы запустим снова. Где там ваш счётчик, и хто его разрешил в стену топить?

— Не-не-не, — быстро ответил я. — Иди в жэк, к себе, и тям пломбуй сколько съешь.

— Шо значе «не-не-нс»? — вскипела баба, — щас вернемся и с милицией.

— Ой, так испугался, — ответил я. — Ещё вахтёра с театрального гукните, он цирк любит, когда не спит.

Тут утомлённый перепалкой Вовчик ловко проскользнул к нише со счётчиком и даже почти сунул туда руку…

Стена тут же сомкнулась прямо перед ним, едва не защемив Вовчиковы пальцы. Лампочка под потолком пискнула и погасла, а прямо из свежей кирпичной заплаты на стене вырвался сноп искр. Синих.

— Дав током! — потрясённо сказал полуприсевший Вовчик. — И сховався… Тю!

— Хулюган! — неожиданно тоненьким голосом сказала «лебяжия». — Звоню у милицию! Будем складатъ протокол! Вовчик, це притон, це босякы… Це банда, Вовчик!

У меня похолодели пальцы до совершенно ледяного состояния и покалывания.

— Агидомегидо, — сказал я, вроде в сторону, зато в необходимую. — Во имя белого, что на чёрном, и скрытого в стенах…

— Шо ты там буркотишь? — ласково поинтересовалась баба. — Хочешь прощения? Не буде тоби про…

— Ты меня не вспомнишь, обо мне не скажешь, только услышишь: прошу, хочу и требую, — сказал я. — За все несправедливые слова свои продолжай делать, что начнёшь — от сейчас и до заката.

«Лебяжия» шапка на голове у тётки встрепенулась, выпустила две жилистые, жёлтые, трёхпалые ноги, пару куцых крылышек — и с немалым квохтаньем ринулась с головы своей владелицы прочь.

— Хоспади… — шёпотом воскликнула баба, без головного убора напоминающая древнего ящера диплодока. — Шо оно? Як таке може буть? Хапай её, Вовчик! И де ты тикаешь, собака! Стий!

Шапка порскнула несколько раз по лестничной площадке и устремилась на лестницу и вниз — время от времени заваливаясь на левый бок.

Посланники жэка кинулись вслед, толкаясь и угрожая беглянке «наздогнать и покарать».

Шаги их и крики постепенно стихли…

В коридоре остались перья, запах перегара и глухая стена на месте счётчика.

— Красивая магия, — сказала сова Стикса с подзеркальника. — Конечно, много ученичества, но всё же… Аплодирую, — закончила она и клацнула клювом, на пол слетело пёрышко.

— Хм, — ответил я. — Так бы и дальше. А то сплошь когтями по нервам.

… Дверь на балкон была открыта. На свежем и сыром воздушку обнаружилась Гамелина. Она курила, умостись на старом «балконном» стуле. Такие стоят у нас в городе на разных этажах под дождём и снегом, зачастую рядом с ровесником-буфетом — и ведут неторопливые рассыхающиеся беседы о былых фурнитурах.

— Свет… — начала Гамелина.

— Уходит! — радостно продолжил я.

— Да, совсем пропал… — подытожила Аня и сунула окурок в банку, Ингину, из-под кофе, как только нашла… — А уборки ещё много. Ты же маму расстраивать не захочешь?

— Да нет, — ответил я, рассматривая неспешную Сенку.

— Тогда идём, на кухне закончим. Потом в комнате уберёшь, что сможешь, — начала Аня.

— У себя? — нервно спросил я.

— Не только, — ответила неумолимая Гамелина. — В гостиной…

— У нас только большая комната, — попытался отбиться я.

— А вторая, наверное, маленькая? — любезно поинтересовалась Аня.

— А откуда ты зна… — начал я.

— И коридор, — безжалостно завершила Аня. — Или ты хочешь их с порога — в песок?

— Посмотрю, что можно сделать, — церемонно ответил я.