Дни яблок

— Постарайся, — прожурчала Гамелина в ответ. И подкрепила слова делом. Ну, хорошо — поцелуем. Длинным… Мы почти успели дойти до комнаты. Моей. Совершенно неприбранной. А балкон так и остался нараспашку…

… Вереск звенел о прошедшем лете, пахло дымом и смолой, репейники жалили и цеплялись, стоило опустить руки, и хлестала по ногам злая дереза — где-то за дюнами трубила охота… Я успею! Солнце скрылось, осень сошла на пустошь — вся в серебре паутины и облачках чертополоха. Ломота и лихорадка шествовали с нею под пепельным небом. И зябко от жара, и нежить, и крутит моги… И гуси все печалятся — там, за дюнами предел. Моё море мелко. Моё бегство длятся. Я не успею.

… Сон дурной…

— Раньше гадали по отпечатку на подушке, ты знал? — спросила Аня, разматывая кисточку на уголке пледа. Она проснулась первой.

— Тогда почти не умывались, всегда… Суть в этом, — предположил я хрипло и кашлянул.

— Не совсем, — ответила она, — Сказано было, что верили, будто сон отпечатался… Лицо сна… Я тут читала одну книгу. Довольно сложную, ну и… Ладно, сейчас не об этом. Сейчас в душ. Ты зайди потом… на кухню.

— А можно сейчас? — поинтересовался я, разгребая пледы.

— Сначала неотложное, — вывернулась из рук Гамелина. — Надеюсь, воду не отключили… — И она ушла. Недалеко.

… На кухне было всё по-прежнему, у открытой балконной двери сидели пряники и смотрели вдаль. На дом через площадь — техникум, бывшую фабрику-друкарню. Дракон спала на подоконнике, свернувшись клубком. Точно такой же клубок, только кошачий, чёрный, лежал в кресле и подёргивал кончиками острых ушей во сне.

Сова спала на спинке стула, время от времени теряя пёрышки.

— Стережёте снами сны… — заметил им я, — ваши старания будут отмечены…

— Охраняем предел, мастер, как было велено, — отозвалась эксрысь. — Также и от снов. Плохих.

— Ну-ну, — ответил я. — Я так и понял. — Затем не отказал себе в удовольствии прикрикнуть на сову, — особенно некоторые!

Стикса с шумом свалилась на пол…

— У слепцов кривой за главного, — сердито профыркала она и ретировалась в угол.

— Кто утром спит, тот днём голодный, — сказал я.

День за окном тем временем катился серым клубком под низким небом. Пахло холодом и дымом. Осень спускалась всё ниже и ниже, торжествуя.

Балкон всё-таки пришлось закрыть, похолодало. Как перед снегом.

— Странно, — отвлеклась от созерцания дважды протёртого бокала Гамелина. — Подумала сейчас. Вот я вроде как смотрю на свет… Лучшая проверка чистоты. А за окном что? Какой-то недодень! Не поймешь, стекло вымыто, нет. Возможно, остался след, а ведь незаметно…

— Сейчас утро, — мрачно ответил я. — Можно было бы спать и спать…

— Половина первого, — ответила Аня и вытерла бокал окончательно. — Кто спит в такое время?

— Совы, — буркнул я. — Они сплошное ухо. Вся жизнь на нервах, одно спасение — сон.

— Ещё есть овсянка — каша красоты, — невозмутимо проронила Аня. — Тоже помогает… Лучше расскажи чего-нибудь, — попросила она спустя минутку. — И не про сов, если можно.

Я отнёс бокалы в комнату, расставил их. Съел кусочек шоколада и вернулся к хлопотливой Анне.

— Раз больше нет света, — сказала Гамелина, — надо разморозить холодильник. Да! Его ещё же нужно вымыть и вытереть. А то оттает и начнётся… Ведро и тазик — и не хватит. — Она огладила фартук. — А заодно я поставлю борщик, быстренько… Мама твоя вернётся ведь. Так, чтобы не сразу к плите.

— А к холодильнику — тёмному и пустому. Настоящий ужас.

— Ужас — это когда холодильник тёмный, всем сразу пахнет и потёк… — деловито отозвалась Аня. — Доставай всё, я потом посмотрю, что в обработку.

— Да там после праздника смотреть не на что, — взбрыкнул я. — Свет уходит, у нас не убрано, а…

— Осень спускается! — хором сказали пряники.

— Короче говоря, — хладнокровно заметила Гамелина, — на тебе холодильник. А я займусь борщом. Я видела какую-то банку огромную, с сухими грибами, такое впечатление, что это белые. Но, может, и польские. Их надо обжарить немножко. И фасоль замочить, у вас такая замечательная фасоль — красная.

— На борщ вроде берут белую, — буркнул я.

— Ты просто не всё знаешь, — обронила Аня и отправилась по грибы с фасолью.

Я, напротив, занялся холодильником. Выключил из сети. Поставил поддон к морозилке, вытащил куриные головы, масло, творог, сметану, лимон, половинку апельсина, несколько яиц, сыр. Хвостик балыка съел. Мясо.

— Смотри, раз у тебя уже до красной фасоли дошло, позвал я Аню. — Можно подумать и о втором…

И я обнародовал находку.

— Свининка! Полпятачка… — уточнил я. — Тут надо что-то решать: стушить или пожарить, например. Тётка принесла моя. Старшая. «Больные, — сказала, — поделились. У них свинью сбило мотоциклом. Сами в воду вместе с мотоциклой… Она перебегала мост».

— Готовить из сбитой свиньи? — удивилась Аня. — С дороги? Уверен?

— Это домашняя свинья, — мрачно сказал я. — Действительно сбилась с пути. А дальше известно всё: «любовью, грязью иль колёсами…»… Просто погибла. На днях. Если оставить, всё равно пропадёт. Можешь оформить её? Понаряднее… Мама будет рада.

Аня задумчиво похмыкала и осмотрела добычу.