Читаем Дни яблок полностью

— Для равновесия, — ответила Юбче. — чтоб не обидеть ни тех, ни иных. Кое-где разрешали съесть только три блюда и выпить только три чарки. Чтоб по-честному, что себе положил, тем и с духами поделись. На Диешвдину ели долго, не спеша, сдержанно. Вспоминали лучшее об умевших, так славили род. Начинали разговор с рассказа о самом достойном из предков, а заканчивался поминанием недавно усопших. Остатки пиршества оставляли на столе, чтобы пращуры остались до зари.

— Давай лук уже, — сказала мне Гамелина, — пора…

— Но пришедших надо было не только щедро угостить, но и повеселить, как следует, иначе они могли обидеться и наслать неурожай и злыдни, — продолжила Юбче. — После ужина хозяин говорил: «Свои святые, вы сюда летели, пили, ели, а нынче вертайте». Это означало, что настало время гаданий — например, горящую свечу тушили лепёшкой или куском хлеба и смотрели, куда пойдёт дым. Если шёл вверх, то это хорошо, а если в сторону дверей — это плохо. К покойнику.

Потом, после гаданий, начиналось увеселение предков. Тешили их по-простому — плясками, песнями, маскарадом. Богачи жгли огни всю ночь. Знаю и такое: на праздник навещали кладбища. Убирали могилы, оставляли угощенье и свечу. Кое-где в честь каждого умершего разводили отдельный костёр — прямо на могиле. Приносили в горшочке угли, поджигали от них хворост, а сам горшочек разбивали…

— Вдребезги об могилу? — поинтересовалась Гамелина и ответила сама себе: «Такое и сейчас есть, только с бутылками…»

Она проверила свинину: потыкала её ножом и закрыла духовку. «Четверть часа», — сказала Аня.

— Знали некогда поверье, — продолжила Юбче, — что если в Диевдину после ужина не спать, то можно увидеть духов. Бывало, да, но после таких встреч больше помалкивали. Или отпирались: дескать, не далеко не близко, ни высоко не низко… А такое время: Дни яблок… Брума. Всякий занят хлопотами об ушедших. И каждый старается по-своему. — пальцы Юбче вдруг подобрались к ножу совсем близко. — Одна же девица была из решительных. Задумала получить отдухов, недоданное, как ей казалось. А именно: золото, но, может, и серебро, чтоб хватило на обзаведение и устройство дел, но и на кубышку осталось. Побольше.

— Кто бы осудил, — заметил я, добивая луковицы.

— Были и такие, да их не послушали. Для начала девица стала якшаться с колдуном. Угощала, слушала, облегчала участь, как могла, но до себя не допускала. Хотела большего, как видно.

— А колдун, конечно, дурачок слепой. И слабослышащий попался, весь дряхлый? Так? — поинтересовался я, превращая лук в пыль.

— Сумела внушить, — вела своё Юбче, — лживую мысль. Охмурить. Да и колдун был мёртвый… Скорее уже дух. К тому же злой. С таким не всюду обвенчают, даже и с приданым… И вот, как раз на Диевдину, в дни душ, она отправилась к кромке вод, где в солёной земле, что является лишь во время отлива, лежал её любезный под огромным камнем.

Сейчас подобных почти не встретишь, но тогда ещё были знающие люди. Умели призрака колышком прибить и в землю загнать, а после — привалить заклятыми камнями. Вот и тут над колдуном в своё время учинено было именно так…

Очень хотел он выбраться, да только девица бы, может, и не согласилась… Ведь от сделанного им такие духи злобны стократ, и буде выпущенным, призрак неблагодарен — душит избавителя или же морозит до смерти.

Сложные отношения. Ни посмотреть, ни потрогать, — подытожил я.

Аня громыхнула крышкой.

— Такое скоро говорить, — не поддалась Юбче. — Совсем по-другому дело идёт. Девица возилась долго, всё искала нужный ключ. Чтоб подходил Поскольку над неглубокой могилой положен был камень, дальше цель, а маем замок на ней… Наконец, когда море вовсе отступило, донеслись до неё, из-под песка, призрачные речи «Лишь слово, — сказал дух. — Лишь слово ключ».

— Это голая теория, — заметил я.

Резаный лук очень щипал глаза, я зажёг спичку над доской, чтоб горечь унесло дымком… Ды мок получился краем вы м — изобразил поначалу восьмёрку, затем волнистую линию, какой-то завиток — и рассеялся. Пряники проводили его вздохами.

— … Девица и дух, — продолжила Юбче. — препирались недолго — ведь море должно было вернуться вот-вот… Он сказал ей слово, она повторила… Замок ослаб, и камень повернулся самую малость. «Тяни, — услыхала она, — а я буду толкать». Они всегда говорят подобное и обещают, а позже слов своих не вспомнят.

Да только она ничего тянуть не собиралась. Погремела железной цепью, рассмотрела вырезанные умелой рукой руны — и отправилась восвояси. Дух же хоть помощи не дождался, но тянул и толкал за двоих. И добился некоей щели. Когда зашла речь о ключе, сыщется рядом и скважина. Проще говоря — неупокоенный колдун вырвался на свободу, ведь ключевое слово сказали живые уста, а это было главным. Свободный дух тут же и устроил бурю — сильно собирался мстить. Но и дева оказалась не безмозглой. Разложила повсюду за собой клубочки — от берега до порога, как раскладывает их по всему жилищу во время Диевдины каждый…

— Чтобы мыши обогрелись, — торжественно сказал я.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза