Дни яблок

Мы двигали стулья, громоздили табуретку. Горгаз ронял совок. А затем… Затем из вьюшки посыпалась пыль, сажа кусками, лотом в трубе что-то стукнуло и на нас вылетел клуб чёрного праха: остатки перьев, кусок когтистой лапы и небольшой череп; судя по всему, вороний.

— Жуткий клюв, — уважительно сказала сова.

— Настоящая хищная птица, — небрежно заметил я. — Не то, что…

— А хто це каже? — встревожился Горгаз.

— Почулося, — ответил я. — Осень, такое-всякое…

— Буває, — прокомментировал ситуацию Горгаз. — Задримало и вчадило. Бачте, скильки сажи. Добре, шо прочистили трубу. Тепер треба вмытыся. Бо чисто чорный.

Я повёл его обратно в ванную.

Гамелина зашла неслышно.

Я выпроваживал Горгаза, расписывался «у листi», диктовал марку плиты («Вагрiя»? Hiколи не чув. Як воно пишеться? Ватрiя? Тоже стара польська? Ну, всего доброго. Звонить, чуть шо…).

— Саша, сажа, — сказала потрясённо Гамелина, стоило мне вернуться в кухню.

— Ты просто букварь, — отозвался я. — «Смотри, Саша, сажа!» Хорошо хоть не обзываешь Шурой…

— А то что?

— Ну, было бы: «Смотри, Шура — ду…» — ты ж буквы меняешь, как букварь.

— Я так буквы не меняю, — твёрдо сказала Аня. — А Шура — это девочка.

— И не скажи… — вздохнул я.

— Свинину я выключила, — продолжила Гамелина ровным тоном. — А борщик пусть дойдёт ещё. Удивительно просто — как не попала сажа.

— Да.

— Опять мне убирать на кухне, — вела дальше Аня. — Скажи, а кто-то ещё придёт? Крышу чинить или окна, или, я не знаю, с радио.

— Вот с радио очень не хотелось бы, — поддакнул я. — Ещё не известно точно, что оно такое и чем питается.

Гамелина хихикнула.

— Подумаю о защите, час настал… — Я забрал у Гамелиной форму и прижал к себе её хозяйку. — Чтоб никто не смел тревожить.

— Не смел, — задумчиво подхватила Аня.

Со стороны плиты долетело шипение. «Борщ!» — сказали мы хором.

— Моя удача, — успел заметить я.

… Я сидел у себя в комнате на заправленной наспех постели и листал Альманах. У стола пряники поминали павших. Мёдом и протяжным пением.

Альманах был не склонен к общению. Он выглядел отсыревшим и на все просьбы мои отвечал единственно — злыми искрами, пекучими, словно крапива.

— Толку от тебя, — рассердился я и сунул книгу в стол. — Что скажете мне о защите? — навозившись с гримуаром вдоволь, спросил я у пряников.

— Оружие, — решительным, но немного туманным от меда голосом сказала Маражина.

— Оборона, — прокашлял Брондза Жук.

— Жертва, — хором сказали Солнце и Месяц.

— Сейчас так не танцуют, — веско заметил я. — Или вы хотели сказать: «Выкуп»?

— Именно, именно! — заголосили пряники и чокнулись, заливая свои слова — все и каждое в отдельности.

— Поразить их всех, — яростно полыхнула дракон и разрыдалась чёрным дымом.

— Спроси совета у находки, — загадочнее, чем бы мне хотелось, ответил Скворогусь.

— Это у какой?

— У мудрой птицы.

— Птица! — обратился я к безмятежно спящей сове. — Что подскажешь?

— Незачем и ехать, — проскрипела сквозь дрёму сова и втянула голову в перья совсем.

И тут меня осенило:

— Знаю птицу! Но там же не до разговоров. И мудрость копчёная, даже очень…

На кухню мы явились спешно и кстати. Гамелина аккуратно заворачивала вороний прах в газетку.

— Что же это была за жизнь? — вздохнула Аня мне навстречу.

— Короткая, — ответил я.

— А ведь говорят — триста лет.

— Ну, — заметил я, — это брехня чистая, в смысле — миф.

— И кто же скажет правду?

— Вот он, — ответил я. — По доброй воле.

Аня посмотрела на меня пристально.

— Надо, — уютно сказала она, — чтоб ты сходил и это выкинул. Очень оно неаппетитное.

— Не надо, — сказал я, забирая у неё сверток, — пригодится.

— В смысле, — удивилась Гамелина. — Что ты с ним хочешь сделать? Сварить?

— Спечь, — ответил я.

— Не смешно, — процедила Аня. — Шутка юмора… не того, не удалась.

Тем временем я взял мамину мисочку для варенья, этакий недотазик, медный, очень удобный под мелкую ягоду. Развернул свёрток, достал череп…

— Может быть, его вымыть всё же, — спросила Аня. — И чего ты мечешься?

— Спирт… — ответил я, — спирт… спирт…

— Бам-куку, — дружелюбно заметила Аня. — Хотя я тоже говорю с продуктами…

Я порыскал по кухне, поискал в кладовке, у себя… И пошёл за душою вина. Полбутылки для растирки нашлись у Инги в комнате, в шкафу.

— Мало… — огорчился я, уже в кухне, — ничего не получится. Половина дела…

Череп в жёлтой меди смотрел в никуда и общительным не выглядел.

— Я могу принести, — вдруг сказала Аня заинтересованно. — Только скажи, сначала, что ты хочешь делать? Ты в порядке?

— Не дождётесь, — ответил я. — Надо заставить его говорить, для этого сера нужна, — проболтался я. — Душа вина, ну, ладана немного и крови три капли. Потом…

— Лавровый лист, — подхватила Гамелина, — и сольки… Я сейчас… уже иду… Интересно посмотреть, как запекают кости, вороньи. А перья смалить не будешь?

— Не сейчас, — холодно ответил я.

— Да, после спирта кто хочешь правду скажет, какую угодно, — хихикнула Гамелина и ушла.