Читаем Дни яблок полностью

— Выходит, что так, — отозвался Мелетий. — Там тепло, живые колготятся. Желания у всех… А я много и не прошу. До смерти не заедаю. По трошечки крошечки. Многие наши устроились так.

— Хм, — сказал я. — Что-то всё время выпускаю нежить. Сезонное…

— Ты необачный[108], — заметил мне Мелетий. — И не стережёшься.

— Ты зато проницательный, аж страшно, — буркнул я. — Смотри, что делается — если она меня съест, ты ж сам к ней и вернёшься. Между вами только я. А денежкой твоей пожертвовал, — радостно заметил я, а дух скривился. — Ну, оттого и сразу не пришибла, — добрым голосом сказал ему я. — Думаем, что делать, решаем быстренько, до звонка пять минут… Дальше конец бытия…

— На Гору она всползать не любит, — раздумчиво заметил скарбник, — ей там печёт…

— Ну, ясно же — священный город. Ты другое скажи — как от мотанок отбиться, ведь вдогонку пустит. Что она туда повшивала?

Скарбник помолчал. Он сидел на перилах деревянной лестницы и болтал ногами.

— Этот город для жизни, — сказал он и вздохнул, на туман глядя, — вечной. Свет покоя. Вот сюда всех тех и несёт. Как на огонь. А есть, которые подойдут поближе, на гору сразу — да и обпалятся… Позже мстят. Русалки всякие, ну, эти… с той, с левой стороны всё же. Раньше пытались… Теперь им, при святище ихнем бывшем, новый остров обкопали. Назвали в честь их. Тут же невозможная радость… За реку уже и не лезут…

Ещё мавочки, например, они ж тут завсегда рядом. Ходят по одной. Стаями реже. Бывает такое, что рядом, как ветерок прошёл: сначала приятный, а потом до холода, вот уже и дрожжи продаёшь. Так это мавочка обрелась. На глаза не каждому явится, а около крутится только так.

— Пару раз видел, — сознался я. — Наверху, в парке, на мостике. Прыгают оттуда, как дуры, разбиваются в мотыльки, потом внизу аварии…

— Любимейшее место, — авторитетно подтвердил дух. — Сад-гора бесхозная, вот они и дурят там. Раньше им там хоть музыка была, танцы… А теперь?

— А горох какой раньше был, — поддержал ностальгию я. — Разве ж сейчас горох… Раньше гороху, как примешь, так и дизеля не надо — почти до Дымера бегом.

— Насмехаешься? — обронил дух и свалился с перил. Вернее был стащен ростком дерезы. Произошёл шум, писк, хруст и вскрики. Пришлось жечь дерзкую спичками.

— Спасибо, — церемонно оправил одежды Друг Рима, Мелетий Спал. — Так я закончу. Она, пани-хозяйка бывшая, их заманивает и в ляльки обертает. Те жизни не знают: явятся на огни, вокруг города священного метутся, на брамное дать не могут — не то, что за душой, и души-то самой нет. Вот ходят по краю, глаза безмозглые вытаращат, носами крутят, и ну порхать. Что им, ведь всего знают — душу выпить и спать в колоде. А тут ночь, а огонь повсюду. Молодых много и все без полыни. Ещё если дудочку услышат, сразу вот дурные стают: то совой хохочут, то рыдания, то волосы рвут одна другой. Так любви хотят, ажно нявкают. Как музыки нет — всё. Зубами в спину. Своей-то нет, утроба наружу.

Отсюда вывод: завидки.

Вот она им и включает, у себя под горой… всякое. И ещё папоротник варит, ну те и летят, как осы. А она хвать — и в мотанку. Ещё и к осине примотает там или на будяк.

— Любит не всяк, — поддакнул я. — Смотрю я на тебя и вижу… Заговаривание зубов типическое… Спасибо, что без дудочки. С вами, духами, только с позиции силы и можно.

Заложный улыбнулся кротко.

Дереза, по всей видимости, решилась — перешла в наступление, и мы побежали. Скарбнику было легче. Он то и дело вспархивал… Невысоко. Мы дошли — кто бегом, кто взлетая раз от разу, — до середины лестницы… вернее, остались, где были, но дерезы стало меньше.

— Передышка, — заметил я.

— Предлагаю обсудить стратегию, — сурово сказал Друг Рима.

— Лучше газетку сожгу, — отозвался я. — Хоть отпугнём злой дух.

Я быстро соорудил на площадке между ступеньками костерок и стал швырять туда газетные клочья из сумки, программу, так и не выложенную. Потом перешёл к изысканиям… Сумка у меня удобная. Много отделений и внутренних карманов… И ничего, ничего, ничего… Кроме конспекта по химии, непонятно как туда попавшего, ещё и со свежесписанной лабораторной, ведь не сожжёшь. Ценнейшие покупки с Зильничей были тут как тут и ещё… можно было бы сварить зелье… Да не в чем… Я укололся обо что-то, не сильно. И выудил со дна сумки пучок дедовой соломы. Туго препоясанный перевяслицем. Похожий на сноп — маленький.

— Хм! — не обрадовался поначалу я. И поглядел на дерезу внизу крадущуюся. — Хм! Знаю… знаю… вот, — пробурчал я сам себе. — Перевясло… Перевес… Переход… Мост… Ну, конечно же… Кто бы справился? Ну, других вариантов у меня нет.

Скарбник тем временем дул на пламя и бросал в него щепки — в ответ оно пускало синий, скорее, бирюзовый дым… Становилось колдовским.

Дереза явилась к нам вновь застенчиво. И туман с ней. Мы были в двух лестничных маршах друг от друга.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза