Дни яблок

— Страх какой, — отозвалась мама, — Елена Романовна, дорогая, верю вам бескровно. Ну, отдыхайте. Александр, — обратилась она ко мне, — а для тебя задание.

— Норма по сну? — застенчиво спросил я. — Всегда пожалуйста, сколько угодно.

— Не совсем так, — сказала она не без иронии. — Сбегаешь в магазин и на рынок, по списку. И посуду вымой перед тем. Только потом приляжешь. Посмотри, как там пыль, кстати…

— У меня каникулы, — взвился я, и мама посмотрела на меня взыскующе. — Ну, вот-вот начнутся, — пошёл на попятную я. — Мне будет не до «сбегать»…

И, вылезая из-за стола, всё-таки наступил на кошку.

Под оскорблённое фырканье чёрной твари мама выдала мне ряд указаний. И список. Я досадливо покивал головой. Бабушка у меня за спиной со вкусом пила чай. Ещё и хлеб вареньем намазала. Жёлтые листья носились за окном. Осень спускалась. Был октябрь, шестое, вторник, прохладный и туманный.

— Всем счастливо! — сказала нам мама из коридора. — Елена Романовна, к вечеру вы мне нужны отдохнувшая. Александр, убери безобразие со стены.

И она ушла.

— Пыль — это некстати! — запоздало крикнул я вслед. Дверь за мамой закрылась, щёлкнул замок.

Бабушка посмотрела на меня в упор, глаза у неё были зелёные и нестарые.

— Много думала, — произнесла она, произнеся букву «л» как «в», и с наслаждением ухватила чёрную сигаретку. Пыхнула спичка, по кухне поплыл дымок с запахом вишни.

— Это полезно, — брякнул я и попытался улизнуть из-за стола. Бабушка положила ноги на стул, стоящий рядом, и полностью отрезала меня от двери.

— А вот это неприлично, — делано небрежно заявил я и попытался попросить стул пойти. Такое неплохо удаётся и мне. Хотя мамина скамеечка для ног гонялась как-то за Басей целый день. Даже попыталась влезть на штору.

— Ничего неприличнего, абсолютно, — заявила бабушка и выпустила из ноздрей клубы дыма. — Размышляла тутай, мала час; таемница^[6] страшна близкие люди — просто неведомая жизнь. Согласен?

И она подкрепила слова дымом. Снова.

— Наверное, я выйду на балкон, тут накурено очень, — отозвался я.

— Тераз, — сказала бабушка и нахмурила брови. — Буду сердита. Не испытывай терпенья! То всё так, слова, за ними подводное течение, очевиште …

— Где-то тут собираются рыть метро, — сказал я. Стул не желал двигаться, Бася опасливо прижала уши…

— Метро я знаю, — сухо сказала бабушка. — Там несложне. Пьять копеек и вперёд, скрозь землю. Для чeго ты хочешь, жебы стул бежал? Тогда упаду.

— Вот вечно вы так, — сдался я. Бабушка раздавила окурок в блюдечке.

— Ты стал брать деньги, — утвердительно сказала она. — Гроши дар. То шимония. Личная выгода. Шарлатант.

V

Тихие воды осени…

 Посмотри, как прибывает время,

 оно уже выше лодыжек…

Не люблю классическую астрологию: все эти Венера в пятом доме — вожделение, Марс в первом — гнев. Если Меркурий, то в парадоксе.

Но Альманах веду. Не без напоминаний. У каждого из нас должен быть Альманах, так утверждает бабушка. Свой я маскирую под календарь — так он и называется: «1973». Незатейливо. Бабушка одобряет такой подход в целом.

— Та пышнота ни к чему не ведёт, — удовлетворённо сообщает она, завидев «1973», — то всё больные формы. Барок. Золото дутое. Вот, Лесик, бывает, кто-то назовёт Альманах «Гринуар» и носится с грязной бумагой. Или «Кондокрустис»… и всё у него тарахтит и звякает в той книге, нет покоя. А вот ешче — «Либорея»! Что то за такое слово?

Слова имеют силу, это я знаю хорошо, а особенно те, что идут от сердца, даже и из тёмной его части.

— Шарлатан, бабушка, это наш врач участковый, — вежливо сказал я. — Чего это вы, с порога в ссору? Плохо спали?

— Мне было знание, — заявила бабушка зловеще и погладила добродушно мурлычущую Басю. — Что ты занялся ремеслом. Здесь…

— В смысле: развожу нутрий, шью шапки? Брехня, — тут же отозвался я. — Клевета.

Бабушка покрутила в руках коробок спичек.

— Возможно, тебя следует перекинуть в хомяка, — произнесла она. — Или же в соню, албо^[7] в ту нутрию. В что-то, что мыслит кратко, молча.

— Вы это сказали, не подумав, — опасливо заметил я, перебираясь к балконной двери. — В хомяка нельзя, меня кошка съест, она у нас недалёкая. Ей пока объяснишь…

— Я думаю всегда, — ответила бабушка, несколько высокомерно. — О последствиях. Дзерзость безперспектывна, — сказала она мрачно и помахала перстом у меня перед носом. — Одни пустые бздуры^[8]. Бегом за книгой! Чародзейчик!

Я отправился за Альманахом, озадаченно потирая лоб.

— Скорейше поспешай, — подтолкнула меня силой слова бабушка. Неси альманак, — сказала она. — Проверю знаки в нём… Тебе будет лучше молчать.

Когда я вернулся в кухню, посуда стояла на сушке: вымытая и блестящая, на клеёнке не было крошек, следов от курения не осталось, ни единого, а Бася, уютным чёрным клубком, спала в кресле. Телевизор показывал какой-то старый фильм…

— Магия кухонная, — удовлетворённо сказал я.

— Она разрешена, — подтвердила бабушка.

— Получается, вам можно, а мне нет? — сварливо спросил я.