Дни яблок

— Именно так, — сухо подтвердила бабушка. — Надо подрасти, обгрызаться после.

Я положил Альманах на стол. Бабушка потёрла ладонью о ладонь, раздался шорох.

— Откроешь сам? — спросила она у меня, смягчаясь. Я глянул на бабушку хмуро, копируя её взгляд с величайшей точностью.

— Хотел бы помолчать, но если вы так просите, — заявил я. И постучал по календарю с надписью «1973». — Фат-фит! — сказал я книге.

Альманах вздрогнул, испустив облачко едва заметной пыльцы, и не открылся.

— Так и знала. Знала, — произнесла бабушка довольным тоном и нацепила на переносицу очки. — Попроси хорошо, слышишь меня? Книга должна слышать прошение, не приказ.

— Не дури, — сказал я Альманаху сердито. Календарь дрогнул, открылся неохотно и застрочил подслеповатой печатью: «Глаза серого цвета с оттенком голубого, не знают ни стыда, ни верности, ни справедливости, такие люди кормятся несчастьями других. Марс восходит в Неомении беда из стены спасение».

— Похоже, понимает и слова прoстые, ешче и римует^[9], — удовлетворённо сказала бабушка. — Было знание — ты доиграешься.

В дверь робко позвонили, три раза. Кошка встрепенулась.

— Поспешай, эскулапа, — усмехнулась бабушка. — К тебе гость…

— Гость, я помню, приходил к вам, — ощерился я. — У меня кверенты^[10].

— Алзо^[11]. — высказалась бабушка. — Эвентуально^[12], то непросто — называться так.

Я ринулся к двери. Стоящий за ней позвонил ещё раз — робко и неуверенно, звонок оборвался буквально на вздохе.

«Женщина, — подумал я. — Быстро выставлю… эвентуально».

За дверью стояла невнятная дама, замаскированная в фетровую шляпу и подозрительный дождевик, в лучшие свои дни бывший китайским плащом «Дружба». Выдающимися в даме были модные затенённые очки. «Из комиссионки, французские, — подумал я. — Дарёные, что ли…»

— Я к шаману, к мальчику-целителю, — тускло заявила женщина и извлекла из недр дождевика бумажку, — Саша Апб… Авк… — она подняла очки на лоб, — улица Пробитый Вал, сорок два, квартира шиисят девять. Я, того-этого, правильно попала?

— Смотря куда стреляли, — вырвалось у меня. Недолюбливаю я имя Саша.

— Что-что? — растерянно трепыхнулась женщина, и очки её сползли обратно на нос, она судорожно схватилась за них обеими руками. Бумажка порхнула на пол площадки.

— Проходите, — буркнул я. — Здесь сквозит.

Женщина вошла, я отсёк шедшее за ней и закрыл дверь…

— Идите прямо по коридору, затем направо, там кухня, — сказал я. Женщина оглянулась и наконец-то сняла очки.

— Ох, как тёмно у вас, — плаксиво сказала она. — Видно плоховато.

— Всё что надо я вижу, — отозвался я, — вы идите, идите — прямо и направо, там светлее.

Она послушно поплелась впереди меня.

В кухне бабушка задумчиво докуривала тоненькую чёрную сигаретку, пахло вишнями и табаком.

— Ой! — нервно заметила дама. — Я и не знала, что будет кто-то ещё!

— Не следует беспокоиться, — светски заметила бабушка. — Вы ведь никого не видели.

— Очень хорошо, что никого нет, — квёлым голосом сообщила она. — Я бы не смогла… Надо полагать, мальчик-шаман, того этого… колдун, я хотела сказать, знахарь, это ты? Вы…

— Присядьте, — сказал я, — и руки положите поверх стола. Что-то у вас такое всё путаное? Давайте по существу.

— Я от Казёнкиной, — заговорщически сообщила стёртая женщина и сняла с себя фетр. Под шляпой оказались тусклые серенькие волосы, стянутые сзади в жидкий хвост аптечной резинкой.

«Да-а-а, — подумал я, — что-то врачебное, не иначе. Запущено-то как всё».

— Казёнкина работала в нашей поликлинике педиатром и, наблюдая меня с детства, время от времени подсылала ко мне… «кверентов». Пациентов, с которыми не могла справиться сама. Или подружек с проблемами.

— По поводу моего мужа… — протянула женщина тоненько. Я молчал. Бася, мостящаяся в кресле, сладостно потянулась и зевнула. Женщина оглянулась, и мне удалось изловить суть.

Нечто вроде тени, где-то у края глаза, незримую спутницу моей гостьи, почти изведённую мной у нашего порога, причину худобы и тоски клиентки.

— Котик! — восторженно прошелестела дамочка. — Ты не кусаешь? А?

— Я так понимаю, вы ждёте ответа? — желчно поинтересовался я. — От кошки? Она с утра неразговорчивая. Объелась.

Воцарилась тишина. Невдалеке протарахтел трамвай. Женщина совершила нервное движение, сглотнула и вцепилась в очки на столе.

— Я не знаю, что делать, — сказала она и шмыгнула полным носом, — Людмила посоветовала мне обратиться к тебе… к вам. Я по поводу мужа.

— Слушаю вас, — сказал я. — Что с мужем? Не молчите только.

— Я… — начала женщина. — Я… я, того-этого. У нас. Мне… вот, мне сказали, он пошёл… ходил, того-этого, к гадалке, колдунье, к ведьме.

— Ты смотри, — заметил я. — И кто это вам сказал? Инквизиция?

— С нашего дома одна, — изрекла анемичная дамочка и порозовела. — Особа.

— Так что вы хотите узнать? — подытожил я. — Конкретизируйте.

— Я, — сказала женщина, и лицо её вытянулось. — Хочу узнать… Зачем? И что она ему? А?

— Одни местоимения, — сказал я, — и глаголы. Где суть, уважаемая?