Дни яблок

В тумане, упавшем на город вслед снегу, слышно было, как сигналят на Корсе машины, шумно цепляет штангами стыки на проводах троллейбус и осторожно шуршат и шаркают прохожие. Тут людно, всё же центр и перекрёсток, — лучше обойти. Я спустился в переход, прошёл подоплёку главной улицы и отправился вверх, по крутой булыжной Прорезной. Брусчатка на ней блестела сытой влагой, что чешуя. Я запыхался спустя квартал. Справа от меня туман постепенно растворял в себе арку, холм и вал за нею. По левую руку — сквер и дома уже утопли в несбывшемся, попали в туман, как и не было их никогда. Впереди виднелась школа, едва-едва. Откуда-то из серой пелены на угол явились призраки. Скучной стаей. Все, как один, в платье святого Ладра. Громыхающие просмолённой холстиной. С колокольчиками, сутулые и безликие. В повязках. Всё же осень, Диевдина, мгла… Разве належишься тихо.

— Что ты тут забыл, непевный? — поинтересовался у меня один из неупокоенных, при жизни низкорослый, теперь очень напоминающий кучу ветоши, зато с ногами.

— Отцепись, мумия, — сердито сказал я.

По брусчатке проехал гастрономный грузовичок. Нежно звенели ящики для молока в его кузове.

Призрак, словно в ответ, звякнул своим колокольцем. Мы оба прислушались. Из правой стороны арки, судя по звукам в тумане, вышла группа пешеходов, кто-то кашлял. Из левого прохода вылетела, позвякивая, новая стайка нежити — все в просмолённой рванине, или же в эманации её.

— О чём ты только думаешь? — спросил у меня визави Голос у него был глухой, холстина у лица шевелилась время от времени, словно бы от ветра.

— О погоде, — ровно ответил я. — Думаю, неясно, что дальше. Думаю, если бы не выход рядом — почти всегда, я бы запаниковал, наверное. Думаю согреться. Живым думать интересно, если ты не забыл ещё… — сказал я и полез вместе с Прорезною дальше, вверх. Вслед мне звякнул колоколец.

У ворот на перекрёстке, оканчивающем Прорезную и открывающем наш Пробитый Вал, был день, ещё не залитый туманом. Деревья в сквере стояли будто обсыпанные пеплом — я присмотрелся и увидел на них галок, чуть ли не на каждой веточке, преогромное количество…

Светофор над переходом помигал зелёным, вдруг затрещал, пустил сноп искр и начал сочиться неприятным чёрным дымком. Показалось мне, что где-то в тумане, накатывающем, как и положено, из яра, с Корсы — ликуя несчастьем, поёт флажолет… Рожок кареты чёрной. Ведь Охота рядом, всегда.

В школе закончился пятый урок, и я заторопился домой, не желая повстречаться с активом класса… Например, в хлебном.

Тем временем потемнело. Вслед утреннему снегу и дневному туману, по всей видимости, собрался дождь. Я почти дошёл до дома, когда хлынуло, пришлось укрыться в подвале «Брамы». Тётя Света встретила меня с подозрением.

— Снова на прогуле? — свирепо поинтересовалась она. — А Валик де?

— В школе он, а я раньше вышел! — честно наврал я. — Голова болела.

— На погоду, — авторитетно заметила тётя Света. — Что тебе сделать?

— Пепси-колку, ту, мою, — как можно жалобнее сказал я. — Чтоб не пить таблетку.

— Ну, смотри мне, — просопела в ответ тётя Света и после кратких манипуляций выдала на гора пахнущую коньячным клопом пепси-колу в красивом стакане.

— Только тихо пей, — доверительно сказала она. — Чтоб никто не внюхал. С тебя пьять.

— Откуда столько?

— Дам тебе кофе, бо ты какой-то квёлый. Даже и блидой. Бери и уматуй.

Я удалился в уголок цедить трофеи.

В вазочке посередине стола стояли хризантемы, коротко подрезанные. Очень. В этот раз густого оранжевого цвета, «кораллики». Пах букетик горько и приятно. «С ноткой яда», — уважительно подумал я.

Очень похолодало, от стен тянуло явной сыростью, я выпил тёти Светин коктейль залпом… Жутко шибануло в нос, и я чихнул.

— Будьте здоровы, — сказала девушка. Ненамного старше меня. Очень симпатичная: пепельные волосы, зелёные глаза, вся такого русалочьего типа. — Можно к вам подсяду? Я вижу, тут не занято. Не против?

— Да нет, — ответил я. — Всё равно пора. Дождь прошёл?

— Почти, — ответила она. — Слушайте, это такой ужас был! Потемнело сначала. И молнии! Но без грома. А потом вода стеной — будто лето. Но так похолодало. И темно до сих пор. Чтоб в ноябре почти и гроза, никогда такого не видела. Молнии! В столб одна попала. Трамваи стоят.

— Молнии? — переспросил я.

— Ага, — ответила она. — Очевидное-невероятное.

— Вы ведь что-то хотите спросить? — невежливо поинтересовался я. Девушка покрутила ложкой в чашке. Ещё раз. Снова…

— Ну, — сказала она. — Светлана Григорьевна, она… Она сказала, что ты… Что вы… Короче говоря, у меня вопрос, немножко странный…

— Нет, — быстро сказал я. — Не буду.

— Что?! — удивилась она и высмотрелась на меня широко расставленными зелёными глазами. — Что «не буду»?!

— Говорить с мертвяками, — ответил я. — Вы же хотели спросить… нет, посоветоваться… скорее извиниться… Перед отцом, да? Одна группа крови… И что-то выяснить.

Девушка вся как-то померкла и ссутулилась.

— Да, — сказала она, с явным усилием и тоненько шмыгнула носом. — Да… Не соврала тётя Света. Ну… тут такое дело… Я… мне…

— У вас роман? — уточнил я.