Дни яблок

— Величаю тебя королевой. Знай и веселись, — сказала Эмма. — И пусть его утро не настанет.

— Согласна на грех, была и есть, — ответила Гамелина.

Потом наклонилась не ко мне и поцеловала мёртвые губы.

— Tы оставил меня, и я тебя забуду, — сказала «не мне» Аня, когда колдовская накидка укрыла их.

— Не шепчись, — сказала Эмма. — Не оплакивай. Недостоин.

— Можно я решу сама? — сильно в нос сказала Аня.

— Не сегодня, — ответила Эмма. — И даже не завтра…

— Не командуй, — буркнула Гамелина.

Эмма оставила копошение вокруг пустой оболочки «не меня» и высмотрелась на внучку стеклянным, длинным взглядом.

— Есть восемь классов ведьм, — сказала она. — Наверное, ты забыла. Не достанет тебе стараний, аккуратности, внимания — проходишь всё бытие в заурядном знахарстве… Если над тобой не будет воли.

— Чьей? — шмыгнула Гамелина.

— Старшей воли, — ответила Эмма. — Опыта. Длинных зим…

— И ворона живёт долго, — отважилась сказать Аня. — А секвойя, например, есть такая сосна…

— Я скоро совсем потеряю терпение, — ответила Эмма. — Ты знала и готовилась давно. К чему сейчас визг и рычание? Или ты хочешь лежать тут рядом? Так я это устрою, мигом.

— А я никак не пойму, почему нельзя было иначе, — упрямо спросила Аня. — Должен быть рецепт… Способ.

— Никаких иных рецептов нет, — ответила Эмма и принялась сматывать надетый на «не меня» синий свитер в клубок, видимо, нашла первую нитку. — И способ только один — жить. Мы живём, они нет. Такой обычай и старый закон. Сколько их ещё будет, Анна, не переплачешь. Брось…

Она постучала пальцами по плите их старой и тёмной, и та, покряхтев, обратилась печкой-братуркой, сквозь решётчатую дверцу которой видно было жадное багровое пламя.

— Это всё не повод решать за меня, — продолжила Гамелина-младшая.

— Конечно, не повод, — любезно согласилась Эмма. — Это право. Моё. А твоя обязанность… Ты не забыла? Приводить таких ко мне. Любыми способами — даже неправильными и недостойными. Глаз за глаз, и сердце вон… — продолжила Эмма — Ведь нам нужно второе сердце всегда… Ты помнишь?

— Почему не взять и не купить — свиное, например? — поинтересовалась Аня.

— Тебя ещё не было, а я уже была, — ответила Эмма со вздохом. — И не спорила понапрасну. Kупить! Просто смех. Как ты заставишь свиное сердце, например, полюбить? Или ожить? Или ты собралась изъять сердце у живой свиньи?

— Я просто спросила, — пробубнила Гамелина. — Читала, по-моему, что-то такое… Там было про похожее… какой-то выход или способ нашли, всё-таки.

— Есть выход, естественный вполне, — ответила Эмма. — Занять его место. Ну-ка, скажи попробуй: «Мне за тебя». Молчишь? Вот я правильно — делай своё, не огрызайся. Это твоя работа? Совсем не видно старания? Что это на нём как не по росту всё? И рваное… Дыры и зацепки…

— Но, ома, — ответила Гамелина. — Откуда я знаю? Ты его тянула сюда, может, цеплялся за что.

— Жаль вязания, — сказала Эмма. — Ну, ничего — перепечётся всё…

Аня всхлипнула.

— Не хнычь, — сухо сказала Эмма. — Что-то совсем раскисла… А храбрилась как. Все вы ненадёжные, неудачный помёт. Второе поколение подряд.

— Помёт у собак, — грубым голосом сказала Аня.

— Мне виднее, — сказала Эмма, — что тут и у кого. Я, конечно, живу давно. Многие думают… Позволили себе думать, что зрение у меня уже не то… Но просчитались… Я тебе, Анна, скажу так — не надо искать со мной ссоры, а то и пожалеть не успеешь…

— И что? — нагло спросила Гамелина. — Что ты со мной сделаешь?

— Превращу в коврик у дверей, — бесцветно ответила Эмма. — В мышь. В пух одуванчика, в стаю светлячков, в дерево с шашелью… Выбирай.

— И, конечно, вынешь сердце перед этим всем, — сердито поинтересовалась Аня.

— А как же, — задушевно сказала Эмма. — Ведь нам всё равно, чье сердце, лишь бы билось.

— Будто у меня выбор есть, — сварливо заметила Гамелина-младшая.

— Выбор есть всегда, — настойчивым ласковым голосом заметила Эмма. — Не все могут сделать верный…

— А вот мама… — упрямо и со всхлипом не сдавалась Аня.

— Поплатилась… — сказала Эмма. — Потому что не слушалась. Шла наперекор, была в несогласии. Чем такое чинить — лучше выкинуть, что я и сделала.

Аня отложила неизвестные мне занятия, сняла очки, протёрла их, сложила. Поискала косу.

— Я, — сказала Аня тихо и свирепо, — наверное, не совсем точно сейчас поняла… Ты объясни!

— Нечего объяснять, — назидательно заметила Эмма. — Никакой истории тут нет. Обычное непослушание, как я смотрю, долгоиграющее… Ступай, Анна, к себе — скорее всего, ты хочешь спать.

— Ещё нет, — тихо и упрямо сказала Аня. — Объясни мне всё-таки, что ты там поломала, а? Выкинула, то есть… Всё-таки родители… Просто так не выкидывают.

— Так, — отбросив наконец-то всю словесную сласть, строго сказала Эмма. — Сядь!

Гамелина села на услужливо подскочивший стул.

— Сиди молча, — сказала Эмма. — И руки на колени. Заговоришь, как прикажу. Не раньше.

По Ане было видно, как силится она сказать хотя бы словечко — даже шея у неё покраснела, а глаза сделались навыкат. Какое-то время Гамелина-младшая гневно ёрзала на стуле. Затем поморгала, шмыгнула. Пошевелила плечом и затихла в своём углу. По лицу её текли крупные слёзы.