Читаем Дни яблок полностью

Днём всё совсем не так — светло и нет никакой тайны, всюду действительность: пенсионеры, гости города, служащие — выбежавшие в обед «по магазинам», учащиеся техникума и много ещё всяких людей. Удалившись от урочной суеты в окрестности и старательно обходя школу, ту, что за базаром, можно легко обнаружить в сквере Флору Дмитриевну, директора… Вот тогда осень становится невыносимой по-настоящему. Свирепо мимикрирует под зиму и яростно усиливает конец тепла. Отчётливо замечаешь, как вокруг зябко, а ведь до снега ещё далеко. Ветер пронзителен — асфальт на площади ёжится от холода и светлеет прямо на глазах. Воронья ругань в голых клёнах, неподалёку лязгает неутомимый трамвай, ноги мёрзнут, и Флора Дмитриевна вещает над ухом о прогулах.

«Надо думать не о теперешнем, — размышляю я. — Не о теперешнем. Мы были счастливы, мы будем счастливы. Мы — будем…» Думать «Я счастлив» не получается. Всегда какие-то условия, будто в геометрии: «Если, тогда, докажите…». Нечего доказывать: если ты меня не покинешь, то и я тебя не оставлю — это аксиома.

— Совершенно никаких сдерживающих факторов, — врывается Флора Дмитриевна. — Ты понимаешь, что это верный путь к неуспеваемости, к двойкам? Саша, я тебя просто не узнаю. Всё, ты как хочешь, а я звоню маме… Я просто вынуждена.

— Она, Флора Дмитриевна, собралась в Ленинград, — удаётся вставить пару слов и мне. — Приедет и сразу вам позвонит сама. У неё накипело.

— Подумай о табеле, — веско сказала Флора.

Я промолчал. Не люблю ссориться с Флорой Дмитриевной, она ведёт у нас географию — вела в седьмом классе, может быть, даже и в шестом — ведь была же в нём какая-то география.

Я подумал о молчании и памяти. Опять о молчании… о тишине.

— Я говорила с Жанной Выдр… Викторовной, она продемонстрировала мне твоё сочинение… так называемое. Скажи мне, кто тебя просил… Ты думал, что ты накарлякал? — тихо, но возмущенно высказалась она. — Что это за мракобесие?

— А что, Флор Дмитна? — удивился я. — Хорошая книга!

— Она не могла тебе понравиться! Не могла!

— Но понравилась ведь, — сказал я. — Честно.

— Нет! — сказала она. — Такие книги в таком возрасте просто школьнику нравиться не могут!

Я почувствовал какую-то опасность, а заодно оскорбление в словах «просто школьник» и сказал:

— Это же разрешённая книга. Между прочим, прогрессивного писателя.

— Я сказала «в таком возрасте», — уточнила Флора Дмитриевна. — Ты в ней ничего не понял.

— Я всё понял! — упёрся я. — Там книга про город, про людей, про дом, про сумасшествие. И про колдовство там есть, кстати. Всё правильно написано — что если слишком много, то нехорошо, от этого люди, в конце концов, погибают, от жадности. Одного даже притопи-и из-за денег.

— К чему? Жадности к чему? — поинтересовалась Флора Дмитриевна.

— К деньгам, к власти, к любви… и вот к учению тоже, — отозвался я.

— В восьмом классе так рассуждать! — засмеялась Флора. — Перепишешь. Возьми Печорина.

— Я его не люблю, — сказал я.

— Ничего, — сказала Флора Дмитриевна и села рядом. Вплотную. Сквозь плащ был выпукло виден какой-то предмет в её кармане: портмоне или ключи… От нее сильно пахло духами.

— Ничего страшного, — повторила она. — Напишешь и без любви…

— Это обязательно? — понадеялся улизнуть я.

Флора Дмитриевна разгладила плащ на коленях и негромко сказала:

— Ты же умный парень… До каникул всего ничего, а табель твой не впечатляет. Будут неприятности, не только у тебя, а по цепочке. У нас у всех, понимаешь? И кто только дал тебе эту книгу…

— Никто, купил я её.

— Вот что, Александр, я скажу тебе, — оборвала меня Флора Дмитриевна. — Не умничай мне тут.

Я отвернулся. Флора Дмитриевна деликатно постучала пальцем по спине, по моей. Я зыркнул через плечо, яростно желая Флоре Дмитриевне пройти мимо и ничего не вспомнить.

— Есть один человек, — начала она. — Ему нужна твоя… — Она оглянулась по сторонам и выговорила безопасное слово. — Консультация.

Я развернулся и посмотрел на Флору Дмитриевну. Внимательно.

— Ничего плохого я никогда не предлагаю… детям, — заверила она торопливо. — Это просто… один человек, — Флора Дмитриевна перевела дух. — Сто лет их знаю, жили рядом, с сестрой его мы с мамой твоей учились в одной школе. Он младше меня. В мужскую школу ходил… Александр, ты вообще понял меня или нет? Саша? Нужна помощь… такая, от тебя. Именно.

— За это платят, Флора Дмитриевна, — бесцветно сказал я. — Не я придумал, надо что-то дать. Положено так.

— Он тоже в школе работает, — явно стесняясь, сказала Флора Дмитриевна. — В высшей, милицейской… Историю права читает. Ты можешь со мной зайти к нему? Прямо сейчас? Тут недалеко… — И она встала со скамейки.

Я поднялся следом. Не принято отказывать, не глядя на кверента.

— Он обязательно заплатит, — убеждённо сказала Флора Дмитриевна. — Ты не думай, там ничего криминального… или там подпольного — знаешь, такие цеха есть, сейчас пресса много пишет.

— Знаю, — бесцветно ответил я. — Шапки выращивали.

Флора Дмитриевна цепко ухватила меня под локоть.

— Никогда не слыхала… — несколько озадаченно ответила она. — Чтобы шапки, вот так… Пойдём.

И мы пошли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии / Философия
Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза