Дни испытаний

Когда дело попало Ивану Ларионовичу, он еще замечание сделал: среди прочих бумаг нет договора с этой Казанцевой о материальной ответственности. Прислали и договор.

Вечером снова пришли Галя и Верочка.

— Повидалась, наконец, с Зубом, — с ходу сообщила Галка, — чертов бюрократ, болеть задумал. Лежит и лежит в больнице. Но я и туда пробралась. Говорит, выйду, обязательно вмешаюсь. А у тебя как?

Нина рассказала.

— Плохо, черт возьми. Очень плохо! — Галка даже стукнула кулаком по столу. — Ума не приложу — откуда эта чертова недостача!

Нина молчала. Ей хотелось, чтобы девушки ушли. Сегодня-то Александр Семенович наверняка ждет ее в сквере.

Девушки поняли ее настроение. Нина пришла в заветный сквер еще засветло. Проходила там около часу. Горного не было. Может быть, зайти к нему? Нет, ни в коем случае! Она не будет ему навязываться. Особенно сейчас. Ни за что…

Когда Нина вернулась домой, Гриша уже спал. Она послонялась по комнате, легла в кровать. Взяла с полки книгу — не читается. Погасила свет — не спится. Взяла другую книгу. Но буквы только механически складывались в слова. Смысл их не доходил до сознания.

Уснула Нина, когда уже светало и одинаково темные и по-ночному бесформенные стол, этажерка, шифоньер стали обретать свои цвета и очертания.

Разбудил ее нервный тревожный стук в комнату. Не успела она накинуть халат, как насмерть испуганная Любовь Ивановна ввела какого-то маленького курносого человека с новым кожаным портфелем.

— Мое удостоверение. — Курносый, не выпуская из рук, показал Нине какую-то книжечку.

— Разрешите раздеться, — продолжал он, впрочем уже сняв свое синего сукна с дешевым, но большим серым каракулевым воротником зимнее пальто.

Ничего не понимавшая Нина равнодушно смотрела на незнакомого курносого мужчину, на Любовь Ивановну.

— Вот сейчас мы у вас произведем обыск. Только нужен еще один понятой.

Курносый говорил бодро, почти радостно, как будто: «Вот сейчас мы хорошо пообедаем. Только недостает горчички».

Любовь Ивановна привела еще одну пожилую соседку. Та с глубоким вздохом присела в уголок.

— Приступим, — важно сказал незваный гость. И сразу же старательно засопел. Долго рылся в книгах, для чего-то перебирал их по листику. Открывая ящик старенького письменного стола, который прочно заклинило, поранил себе руку. В темной, давно заброшенной кладовке зацепил за гвоздь и порвал полу пиджака. Заглянул под кровать, обрадовался, обнаружив там новые туфли.

— Давно приобретали?

— Что? — не сразу поняв, переспросила Нина.

— Я спрашиваю — приобретали давно?

— С месяц назад.

— А в какую цену?

Нина назвала цену.

Кончив обыск, сел писать протокол. Писал долго, по нескольку раз переспрашивая имена и фамилии понятых, их адреса, место работы, Нинин адрес, место работы.

Нина готовилась выслушать длинную бумагу, но протокол получился неожиданно короткий — всего полстранички.

Курносый мужчина, видимо, сам был обескуражен этим.

— Распишитесь поаккуратней, — хмуро приказал он.

Потом достал из портфеля еще одну бумагу, вписал в нее какие-то слова и внушительно объявил:

— Это повестка гражданке Казанцевой Нине Сергеевне явиться сего дня в 13 часов. Адрес указан. Спросите следователя Дырина. Это я.

Не успел следователь Дырин уйти, как в комнату вновь постучали. «Кто еще?» — с испугом подумала Нина. В дверях показалась массивная фигура Михаила Борисовича.

— Ты дома? Удачно, — как всегда неторопливо заговорил главврач. — Я, собственно, ехал мимо. Знаю, что продавцы в разное время отдыхают, дай, думаю, загляну. А что у тебя такой кавардак?

— У меня… Я убирать собираюсь, Михаил Борисович, — запинаясь, выговорила Нина.

— Ну что ж, смущаться нечего. Как живешь-то, тебе ничего не надо?

— Да нет, спасибо, Михаил Борисович.

— Квелая ты какая-то. Бледная. Головных болей не бывает? Аппетит есть? — строго спрашивал врач…

Когда дверь за Михаилом Борисовичем закрылась, Нина чуть не бросилась вслед за ним. «Что я делаю? Вот кому надо все рассказать. Обязательно. Нет, стыдно, стыдно, как стыдно!» Нина сидит на постели, опустив бессильные, как плети, руки, путаются мысли. Если бы был жив папа. Папа, папа! Как рано он их оставил!

Как чудесно было с ним! Нине вспомнилось, как они гуляли с отцом, как играла с ним в слова или в их любимую игру — в ассоциации. Память одну за другой воскрешала картины, от которых теплело в груди. Вот они с отцом в Горном Алтае. Нина мысленно разглядывает то могучие снеговые вершины, то текучую синеву бесчисленных горных речек. А вот она сидит с отцом на берегу небольшого тихого озерца. Такие бывают только в горах. Вот Нина входит в чистую-чистую прозрачную воду. Вода уже ласкает ее плечи. А на дне различим каждый камешек. Нина заплывает на глубину.

— Достаточно. Вернись! — машет ей отец.

— Сейчас, — озорно откликается Нина. А сама плывет на середину, там ложится на спину, покачиваясь на воде, осматривается. Наверху синее-синее небо, вокруг горы. На берегу наклонившиеся к воде березки. Они сбежались сюда с горных круч, чтобы посмотреться в зеркальную воду.

— О чем это я! — спохватывается Нина. И замечает, что по щекам у нее текут слезы.