Дни испытаний

Утром Ростовцев объявил получасовой перерыв на завтрак. Усталые люди расходились молча. Не слышно было обычных шуток. Но когда Ростовцев через некоторое время зашел в дом, где завтракали бойцы, к нему навстречу донесся смех. При появлении его все умолкли, но на лицах были еще улыбки.

— Что это у вас за веселье? — спросил он удивленно.

— Да вот Тимошихин насмешил, товарищ лейтенант, — ответил за всех Веселов. — Ну–ка, Тимошихин, расскажи товарищу лейтенанту, как ты на медведя охотился.

— Чего ж по два раза одно и то же рассказывать, — возразил тот, отставляя в сторону консервную банку.

— Нет, действительно, Тимошихин, расскажите, — попросил его Ростовцев, чувствуя, что бойцы не прочь послушать еще раз.

Тимошихин по привычке вытащил свою трубку и опять, как уже не раз за сегодняшние сутки, спрятал ее подальше. Медленно, с паузами, он заговорил:

— Это, товарищ лейтенант, давно было. Я еще пареньком тогда бегал, лет пятнадцать тогда мне было… В деревне мы жили. Отец мне ружьишко подарил. Ну, я и баловался, ходил охотиться… В ту пору в наше общественное стадо медведь повадился. Стадо на ночь в загоне держали. Вот он туда и ходил. Придет ночью, задерет корову и уйдет. А на следующую ночь опять является. Ну, и решили мужики подкараулить мишку. Сели в засаду… А я обо всем узнал и тоже решил поохотиться. Потихоньку засел с вечера в кусты у самого загона и жду… Стемнело… Сижу это я и подрагиваю. Как–никак, а одному страшно… И слышу — по кустам трещит. Кажется мне, что лезет кто–то черный. Ну, думаю, медведь. Хотел было деру дать, да ноги со страху не двигаются. Чую, волосы на голове даже шевелятся. И тут только и вспомнил о ружье. Поднял его, да в черное–то как бабахну. Заревел медведь не своим голосом… Тут ко мне мужики сбежались. Я им кричу, что медведя убил и в загон показываю. Они — туда…

Тимошихин замолчал. Слушатели, хотя и знали конец, но напряженно ждали продолжения.

— Ну, а дальше что? — спросил Ростовцев.

— А дальше мне от отца выволочка была. И ружье он у меня отобрал и спрятал.

— Почему же?

— Так он, товарищ лейтенант, не медведя убил, — ответил за Тимошихина кто–то из бойцов. — Он свою Буренку покалечил.

— Покалечил Буренку, — согласился Тимошихин все так же серьезно. — Свою же корову и покалечил. Пришлось потом прирезать. А был бы медведь — непременно я бы его положил…

Бойцы снова засмеялись. Ростовцев тоже не мог не улыбнуться.

— Однако, и на работу пора, — сказал Тимошихин, неторопливо поднимаясь. — Побалагурили — и хватит.

Он первым вышел из помещения. Вслед за ним двинулись улыбающиеся люди. Теперь они уже как–то меньше чувствовали усталость, и кое–где слышались шутки.

К вечеру основное было сделано. Спустя несколько часов через станцию прошел первый поезд, и стало известно, что опасность миновала. Клин, забитый финнами в оборону соседнего участка, был пересечен у основания в результате двухдневных боев. Противник оказался в окружении. Ему пришлось разбиться на отдельные группы и выходить из окружения частями. Эти группы благодаря маневренности просачивались обратно в свое расположение, но часть из них, столкнувшись с подразделениями регулярных войск и пограничных отрядов, несших на себе задачу охраны тыла, была или истреблена в мелких стычках, или рассеяна.

Узнав об этом, Ковалев как–то сразу охладел и перестал интересоваться оборонительными работами. Когда Ростовцев сделал ему замечание, он недовольно ответил:

— По–моему, хватит и того, что уже построили. Все равно финнам сюда не добраться: далеко очень, и снег скоро растает. Кабы зима была, тогда другое дело. Когда снега нет, финн не страшен…

Ростовцев выслушал его и холодно ответил:

— Я вас не спрашиваю, страшен вам противник или нет. Я только напоминаю вам, что вы становитесь слишком беспечным. Мне кажется, что в делах подобного рода лучше перетянуться, чем недотянуться, чтобы потом не жалеть о невозвратном… — он помолчал и добавил. — Кроме того, я думаю, что вы помните о нашем уговоре?..

После того, как напряжение, вызванное известием о прорыве финнов, миновало, все вошло в прежнюю колею. У Ростовцева появилось больше свободного времени, и он употреблял его, в основном, на писание писем. Однако было рано ждать ответа, потому что той недели с небольшим, которая прошла со времени его пребывания здесь, было мало, чтобы письмо дошло до места назначения. Тысячи километров отделяли его от знакомых и родственников, и порой ему было как–то странно думать, что где–то существуют люди, с которыми он еще так недавно виделся, говорил. Закрывая глаза, он представлял себе лицо Риты, пытался отгадать, о чем она думает и что делает в это самое мгновение.