— Смотрите, как хорошо, — сказал Ветров. — Зеленеет первая травка, пробуждаются деревья, оживает природа. Сегодня после дежурства я бродил по городу. Мне показалось, что я окунулся в какой–то новый мир. Я только сегодня почувствовал, что пришла весна.
— Она давно пришла, дорогуша. Она скоро кончится.
— Знаю… Но почувствовал ее я лишь утром. — Он быстро собрал на стол, уселся против Воронова и сказал: — Знаете, Иван Иванович, с вашей легкой руки я сделался любителем чая. Это первое, чему я от вас научился.
— Наука несложная, — усмехнулся старик и вспомнил: — Вы что–то обещали мне рассказать? Я слушаю…
Ветров начал издалека. Он вспомнил школьный выпускной вечер, шахматную партию, окончившуюся для него так неудачно, встречу с Борисом и Ритой, и, наконец, дошел до разговора с ведущим хирургом. Этот разговор он передал очень подробно. Воронов, слушая, спокойно помешивал ложечкой в стакане, ожидая, когда чай остынет. По его выражению было трудно судить о том, как он относится к повествованию. После того, как Ветров умолк, он не спеша отхлебнул из стакана и сказал:
— Видите, я угадал: с вами произошли интересные события. Вы все же погорячились. Так нельзя. Михайлов — опытный врач. С его мнением нужно считаться. Может быть, вы незаслуженно его обидели.
— Но я чувствую, что прав, — возразил Ветров. — Михайлов тоже человек. Он тоже может ошибаться, как и все другие. Тем более, что погоня за процентами заслонила от него все остальное.
Иван Иванович, подумав, налил чай на блюдечко.
— Мне, конечно, трудно судить сейчас, кто из вас прав, а кто нет, — сказал он. — Я не специалист в вашей области и, кроме того, я даже не видел больного. Но дело не в этом. Я боюсь, что вы не были достаточно объективны в ваших рассуждениях. Насколько я понял, Ростовцев не только артист, но еще и друг той девушки, которую вы любили когда–то, а возможно, любите и сейчас… — Ветров хотел возразить ему, но он жестом остановил его и продолжал: — Даже если бы это было так, вы все равно будете доказывать противоположное. Вы, дорогуша, человек гордый и самолюбивый. В сочетании с хорошей головой это неплохие качества. Но они же заставят вас скрыть истину. Может быть, вы сами себе доказали, что не любите эту девушку. Но любовь, к тому же еще первая, никогда не проходит бесследно, особенно, если она осталась без ответа. Вам предпочли другого, и судьба этого другого теперь в ваших руках. И вы постараетесь сделать для него все, что в ваших силах. В этом будет ваш ответ девушке, которая вас не оценила. В том, что вы не питаете особо дружеских чувств к Ростовцеву, я почти не сомневаюсь, как и в том, что он не слишком расположен к вам. И все–таки вам страстно хочется сохранить ему прежнее положение в жизни, положение блестящее и несравнимое с вашим. И вот здесь назревает противоречие, потому что вам необходимо взглянуть на больного не пристрастно, а глазами врача, хладнокровно и обстоятельно. Чудес на свете не бывает, и нужно очень трезво взвесить все доводы за и против ампутации, чтобы промедлением не сделать ему хуже. Сделали вы это или нет? Вернее, сумели это сделать или не сумели?
— Думаю, что сумел! — уверенно ответил Ветров. — Время покажет, насколько это удалось мне. И если я ошибся…
— Да, что если ошиблись?
— Тогда плохо… Очень плохо!
— Тогда, дорогой мой, вся ваша будущность, грубо выражаясь, может полететь к чорту! Среди моих коллег я знаю таких, которые не стали хорошими хирургами только потому, что, взявшись за нож впервые, потерпели неудачу и не смогли после этого побороть свою неуверенность, свой страх перед тем, что она будет повторяться. Оперируя только грыжи, аппендициты и нарывы и пасуя перед более сложными и трудными случаями, они остались мелкими врачами, маленькими ремесленниками в своей профессии. Мне не хотелось бы, чтобы так же случилось с вами.
— Почему вы так говорите? — спросил Ветров. — Вы не уверены в моей правоте?
— Совсем нет. Я только хочу предупредить вас на будущее. Мало ли что бывает в жизни… А сейчас обстоятельства складываются так, что это может отразиться на всей вашей дальнейшей деятельности. И если вам придется проиграть эту игру…
— Я выиграю ее! Тем более, что ее необходимо выиграть! — Ветров задумался, глядя куда–то в сторону, и потом продолжал, наклонив голову набок: — И все–таки вы ошибаетесь, предполагая, что Рита теперь мне не безразлична. Я много рассуждал об этом сам и пришел к выводу, что…
— Простите, дорогуша, — перебил его Воронов, — а вы, гуляя по городу утром, не послали, случайно, телеграмму о том, чтобы она выезжала?
— Нет.
— Гм… — произнес неопределенно Иван Иванович.
— Я послал ее раньше с сестрой…
— Ну вот видите, — улыбнулся старик, поглаживая бородку и лукаво следя за собеседником, — факты говорят против вас.
Ветров почувствовал, что краснеет. Ощущая, как горит его лицо и видя, что это для Ивана Ивановича не осталось незаметным, он смутился. От этого он покраснел еще сильнее. Сердясь на самого себя, он склонился над стаканом.