Дни испытаний

– А как же! С самого начала, можно сказать. Комдива нашего возил. – Он переключил скорость и продолжал: – Мы с ним в таких переплетах бывали, что и рассказать трудно. Он отчаянный был, наш комдив, то-есть. Хороший человек, деловой. Последний раз, когда меня ранило, поехали мы с ним в полк – у них там какая-то заваруха получилась... В одном месте никак проскочить было невозможно. Дорога километра на два совсем открыта и обстреливается. Как на тарелке все видно. Только кто покажется – немцы сразу один снаряд сзади, другой – вперед, а уж третьим знай накроют!.. Предупредили нас, а комдив говорит – все равно проехать надо! И меня спрашивает: «Проедем, браток?» Я говорю: «Коли надо, так проедем, товарищ комдив!» – «Так жми!» – говорит и меня по плечу похлопал... Ну, и нажал я... Так нажал, что только в глазах замелькало! Немцы лупят, а я жму! Только слежу, чтоб в воронку не залететь... Проскочили, хоть бы что!.. Правда, когда назад ехали, накрыло-таки нас снарядом. Руку мне перебило. Пришлось одной баранку крутить.

– После этого вы сюда и попали?- спросил Ветров.

– Вот именно! Когда меня отправляли в госпиталь, комдив сам ко мне прощаться заходил. Взял меня за руку и сказал: «Спасибо». Так прямо и сказал! А потом пообещал к награде представить. И, верно, представил... Узнал, в каком я госпитале, и представил...

– И наградили?

– А как же! Одним приказом вместе с доктором нашим, майором Михайловым. То-есть приказ-то был разный, но в одной и той же газете про это было напечатано...

Заинтересованный Ветров, улучив момент, искоса взглянул на грудь шофера. Сквозь его распахнутую кожанку проглядывала чистенькая гимнастерка с аккуратно пришитым воротничком и маленькими начищенными пуговицами. Там, где должен был находиться орден, ничего не было. Ветров не удержался и спросил:

– Чего ж вы его не носите?

– Кого?- не понял шофер.

– Да орден-то.

– Зачем же я его на работе надевать буду? Наше дело грязное, иной раз и под машину залезать приходится. Неровен час, зацепишься за что-нибудь или запачкаешь...

На обратном пути между ними снова завязался разговор. Ветров попытался расспросить шофера о тех людях, с которыми ему придется служить. Он узнал, что начальник госпиталя – превосходный человек, что все врачи тоже очень хорошие люди, но что все они все-таки хуже начальника. Из услышанного ему пришлось заключить, что его собеседник относится к категории тех, кто никогда не бывает недовольным. В его характеристиках было одно хорошее, и только когда речь, зашла о Михайлове, он заявил, что ведущий хирург, повидимому, тоже хороший человек, но ничего определенного о нем он сказать не может, потому что с ним не беседовал. На вопрос Ветрова, знающий ли он врач, шофер сказал, что, вероятно, знающий, раз назначен ведущим хирургом.

– Впрочем,- добавил он,- я в медицине плохо разбираюсь...

Ничего больше от него нельзя было узнать, и Ветров прекратил расспросы.

2

Первый рабочий день для Ветрова начался с операции. Доктор Михайлов, оперировавший аневризму плечевой артерии, пригласил его ассистировать. Он с удовольствием принял приглашение и быстро оделся.

Наблюдая за работой Михайлова, Ветров пришел к выводу, что врач он опытный и свое дело знает очень неплохо. Его неуклюжие с виду пальцы оказались чрезвычайно подвижными и вязали узлы словно играючи. Он очень быстро ориентировался в ране, и в его резких на первый взгляд движениях была строгая последовательность. Подающая инструменты сестра с трудом поспевала за ним, и стоило ей на секунду замешкаться, как Михайлов грубовато возвышал голос и бросал в ее сторону злой взгляд. Раза два, получив плохо работающий инструмент, он швырял его, не глядя, через плечо, и металл жалобно звенел, ударяясь о каменные плитки пола. В этой выходке был особый шик. Вообще было заметно, что Михайлов слегка рисовался той виртуозностью, с которой он владел операционной техникой.

Вначале Ветров плохо понимал его и был за это награжден несколькими весьма нелестными эпитетами, сказанными сквозь зубы. Но понемногу он перестал волноваться, и дело пошло гладко. После того, как основное было сделано, Михайлов положил инструменты и сказал:

– Зашивайте сами.

Ветров самостоятельно наложил швы. Михайлов молча следил за ним и, убедившись, что все идет хорошо, пошел мыться.

– Давайте следующего, – сказал он, полощась под краном, и добавил, обратившись к подошедшему Ветрову: – Будете делать сами ампутацию бедра. Я буду вам ассистировать.

– Хорошо.

Ветров понимал, что ему готовится экзамен. От того, как он справится с операцией, будут зависеть его взаимоотношения с Михайловым. Он чувствовал, что майор будет уважать его только в том случае, если увидит в нем хирурга. Но он был уверен в себе и не волновался, потому что подобную операцию делал неоднократно, и техника ее не считалась сложной. Он тщательно тер руки щеткой и временами улавливал на себе любопытные взгляды операционной сестры, позвякивавшей инструментами на своем столике. Его положение напоминало положение дебютирующего артиста.