– Ты же знаешь, что меня бесит парковка, – она топает ножкой, как трехлетний ребенок. – Ладно, попрошу Маркиза, – потом она отворачивается и произносит: – Ненавижу тебя, – залезая на заднее сиденье моей машины, двигатель которой всё еще работает, словно делала так уже тысячу раз и для нее, Оливии Томас, вообще нормально находиться рядом с моей машиной.
Картер не отвечает. Он совершенно невозмутим.
– Ты подбиваешь свою девушку сходить на свидание с другим парнем?
Он смотрит на меня так, словно я в него плюнула.
– Девушку? Ты думаешь, что Ливви моя… – Он сгибается пополам от смеха. –
Она его опускает.
– Что? – в ее голосе всё еще звучит обида на него.
– Куинн думала, что мы с тобой встречаемся.
Оливия высовывает голову в окно и смотрит мне прямо в глаза. Ее взгляд полон отвращения.
– Это же инцест!
– Практически, – говорит Картер.
– Я просто слышала вчера ваш разговор по телефону, – смущенно оправдываюсь я.
Он отводит взгляд.
– Она сидела с моей младшей сестренкой, пока мы были у Одена. Я говорил со своей сестренкой.
Я моргаю, мои щеки пылают.
– Ой!
– Утю-тю, – он манерно задирает голову и проводит ладонью по щетине на подбородке. – В тебе взыграла ревность?
– Деффффачка, можешь забирать его себе, – выкрикивает Оливия в окно и поднимает стекло.
– Я не ревновала. Ты мне неинтересен.
Он ухмыляется.
– Уверена?
– Я влюблена в Мэтта, помнишь?
Его ухмылка испаряется.
– Точно. Я почти забыл, что ты у нас по белым мальчикам.
Я морщусь. Он произносит это так, словно мне нравятся исключительно белые парни. Что на самом деле не так, и меня бесит, что он такого мнения обо мне, но прежде чем я успеваю возразить, он подходит к пассажирской стороне моей машины.
– Мы ждем только Одена, а потом можем ехать, – говорит он и хлопает дверью.
Я стою одна, вцепившись в свой рюкзак, пытаясь собраться с духом перед нашей двухчасовой поездкой. Два часа с Картером. Два часа с Оливией. Два часа «американских горок» эмоций. Я готовлю к поездке свой разум, свой желудок и свое сердце.
По иронии судьбы Оден, единственный белый из нас, опаздывает. Объявившись, он бесконечно извиняется и устраивается на заднем сиденье рядом с Оливией. Машина наполняется смесью моего парфюма «Виктория Сикрет», картеровского геля для душа, оденовских домашних пачулей и, полагаю, нотками лаванды, исходящими от Оливии. Я настраиваю кондиционер, надеясь, что кто-нибудь наконец нарушит молчание.
Видимо, как и Картер, потому что он начинает ковыряться в моем приложении «Эппл Мьюзик».
– Вот это точно нет, – я шлепаю его по ладони. Я определенно не собираюсь два с лишним часа слушать мамбл-рэп.
Он нахмуривается.
– Тебя может удивить, как много у нас общего.
– И что же у нас общего? – спрашиваю я. – Ты не знаешь, какая музыка мне нравится.
– Я знал, что тебе не нравится Вонтэ.
– Ага, и это очень подозрительно.
Он улыбается, качая головой.
– Просто доверься мне! – И он снова утыкается в сенсорный экран. Мне сложно побороть свое любопытство, так что я ему позволяю.
В итоге я провожу два часа, слушая ар-н-би девяностых – мою самую любимую музыку. Картер с Оливией громко подпевают, в то время как я мычу себе под нос. Оден молча смотрит в окно.
Через час после выезда из Остина утреннее солнце уже ярко светит. Мы проезжаем сельский дом, потом пустое пастбище, потом заброшенную заправку.
– О боже! – охает Оливия на заднем сиденье. Я бросаю на нее взгляд через зеркало заднего вида. Она прижимается к заднему стеклу. – Ты должна вернуться, – просит она и с умоляюще смотрит на меня.
– Зачем? Что случилось?
– Эта заправка такая красивая. Я обязана ее сфоткать.
– У нас тут как бы плотное расписание.
Вмешивается Картер:
– Поверь мне, лучше тебе это сделать. Она просто так не отстанет.
Оден спрашивает:
– Как ты можешь лишить нашего главного фотографа возможности сделать хороший снимок?
Я замираю.
Я знаю, что он ничего такого не имел в виду, но у меня такое чувство, будто он указывает на мою вину. Словно делает ударение на несколько слов, которые не требуют ударения. Как
Она отмеченный наградами фотограф. Наш отдел ежегодников гордится тем, что она учится у нас. Наша школа гордится тем, что она учится у нас. Ей отдали целую стену в холле С для выставки ее работ. Она словно стала ее собственной маленькой арт-галереей. Она показывала фотографии повседневной жизни учеников, а еще снимки, сделанные в окрестностях Остина, от которых захватывало дух.
А потом, во время рождественских праздников, когда большинство учеников наслаждались своими каникулами, несколько человек проникли в здание – и все ее фотографии были изрисованы красным маркером: