Дни, когда я плакала

– Вам, ребята, стоило это увидеть, – говорит Оден. – Задняя дверь была открыта. Могу поспорить, там постоянно зависают подростки…

– …наркотой и прочим дерьмом, – добавляет Оливия.

Картер поддразнивает их:

– А, так вот почему вы были там так долго.

Оден краснеет.

Оливия говорит:

– Так, а вы тут чем занимались, а?

Картер бросает взгляд на меня, я смотрю на него, и мы оба спрашиваем себя об одном и том же. Чем мы занимались? И почему меня обуревают такие противоречивые чувства?

Картер молча отворачивается к окну. А я снова включаю радио и выезжаю на шоссе, пытаясь забыть тот факт, что ни один из нас так и не ответил на простой вопрос Оливии.

Глава 11 Дни, когда моя чернота подверглась испытанию

Хьюстон похож на мегаполис больше, чем Остин. Шоссе извиваются, словно спагетти. Люди едут быстро, уходя на левые или правые съезды. Я паникую, но Картер дает мне указания, куда ехать. Мы подъезжаем к административному зданию как раз в тот момент, когда отправляется экскурсия. Ответственные люди вписывают нас и протягивают сумки с красно-белой сувенирной продукцией.

Семь раз, когда Картер бросает на меня неодобрительные взгляды во время экскурсии

1. Когда я поднимаю руку и спрашиваю гида, сколько студентов подверглись нападению за время учебы в этом колледже.

2. Когда гид спрашивает, кто из нас уже принят в Хьюстонский университет, и я не поднимаю руку.

3. Когда я начинаю отставать, жалуясь, что у меня болят ноги.

4. Когда я критикую меню для вегетарианцев в столовой.

5. Когда я прошу его посадить меня к себе на спину, потому что устала ходить.

6. Когда я фыркаю, услышав парня, хвастающегося, что его приняли в программу повышенной подготовки.

7. Когда я наступаю ему на пальцы, в то время как Оливия пытается сфотографировать нас в конце экскурсии.

Он отчитывает меня по пути к машине.

– Почему ты ведешь себя так, будто слишком хороша, чтобы учиться здесь?

– Ой, прости. Мне не нравится кампус.

– Дело не в этом, – говорит он.

Оливия с Оденом следуют за нами.

– Ты относишься к нему с пренебрежением, как и вчера, словно в какой-то момент начала верить, будто годишься только для Колумбийского университета, хотя это не так.

– Я знаю, что это не так!

– У тебя нет причины считать, что ты слишком хороша для этого кампуса, особенно с учетом того факта, что твои шансы приехать сюда пятьдесят на пятьдесят.

Я не отвечаю.

Может, он и прав. Возможно, я уязвлена отказом Колумбийского университета. И, возможно, я не смирилась с тем, что Хьюстонский университет может стать моим будущим. Но я приехала сюда не ради экскурсии. У меня не было реального желания увидеть кампус. Я приехала сюда, чтобы утихомирить своего шантажиста. Но теперь я осознаю, почему указала это первым пунктом в списке. Я могу и вправду оказаться здесь на последующие четыре года. И это слишком важное решение, чтобы принимать его необдуманно.

Когда мы садимся в машину, никто ничего не говорит. Я завожу двигатель, уставившись в цементную стену напротив.

– Куда мне ехать теперь?

– Ливви скажет куда.

Оливия дает указания, не отвлекаясь на посторонние рассуждения:

– Налево. Направо. Прямо. Поезжай дальше. Остановись у обочины.

Я паркуюсь на углу рядом с обветшавшими зданиями, кругом пожухлая трава и потрескавшиеся тротуары.

Картер говорит:

– Ливви и Оден, посидите здесь.

Оливия перевешивается через сиденье, когда он открывает свою дверь, и сует ему стопку наличных.

– Купи мне красную фасоль с рисом.

Выйдя, он обходит машину и открывает мою дверь. Я не хочу идти. Это место кажется таким, где спокойно могут украсть вашу машину. Я оглядываюсь на захудалую закусочную, предлагающую жареную курицу, позади него.

– Ты ведь знаешь, что я вегетарианка?

– Нам надо купить еду для всей группы, но ты без проблем можешь есть свою кроличью еду.

Я фыркаю.

– Почему мне нельзя остаться в машине?

– Зачем? Ты боишься темнокожих, как и твой отец?

Я прищуриваю глаза. Вот, пожалуйста.

– Я не боюсь, – я выхожу из машины. – С чего это мне бояться?