Дни мародёров (СИ)

Лили сидит на кухне и меланхолично окунает шоколадное печенье в молоко. Время далеко за полночь. Жидкость уже окрасилась в кремовый цвет, а печенье совсем размокло, но она ничего не замечает. Рассредоточенный взгляд её устремлен в древесно-красную глубину лакированной поверхности стола, такого тяжелого и антикварного, что для того, чтобы занести его и четыре стула в дом, понадобилось целых четыре грузчика. А ведь можно было обойтись одним взмахом палочки...

За окном густо валит снег. На улице — не меньше тридцати градусов мороза, но сидя так, в теплом доме можно подумать, что эти белые хлопья — теплые, как пух или вата, или перья.

— Почему не спишь?

Лили вскидывает голову.

Мама прижимается щекой к дверному арочному проему. На ней — темно-красный бархатный халат с вензельками и пушистые тапочки в тон, но даже в этом наряде мама, с её тонким лицом и копной вьющихся локонов (которые Лили удачно унаследовала от неё), удивительно похожа на актрису пятидесятых годов

— Веселого Рождества, мам, — Лили спешно растягивает губы в улыбке и вытирает лицо.

Секунда тишины.

— Понятно, — мама подходит к холодильнику, достает кувшин с молоком, берет с мраморного «островка» вазочку с рождественской выпечкой, ставит всё это на стол между ними и садится напротив.

— Ну? Это опять из-за этого мальчика? Как там его? Эдвард?

— Эдгар, — машинально поправляет Лили и торопливо утирает щеки. — Нет, не из-за него. Мы с ним вообще... просто друзья.

— А из-за кого?

Лили шмыгает носом, баюкая в руках стакан с молоком.

— Ты помнишь Джеймса?

— Какого Джеймса?

— Джеймса Поттера. Тот, который... — Лили машет рукой у виска. Мама понимающе кивает. — Лохмат...лохматый такой, — она удивленно смотрит на маму.

— Помню, милая, прекрасно помню, — кивает она. — Это ведь он...

— Да-да, — Лили нервно выпрямляется. Не хотелось бы вспоминать многочисленные неловкие ситуации, в которые Джеймс ставил её в присутствии родителей.

— И что с ним? — мама мгновенно становится похожа на маленького ястреба. — Неужели снова дернул за косичку?

— Мама, мне не смешно.

— Он обидел тебя?

Лили мотает головой...

Кивает.

— Он... у него подружка появилась, — это звучит так, словно дружба с девушкой в её глазах приравнивалась жуткому и бесчеловечному поступку.

— Ну и что?

— Он... он больше не достает меня. Совсем-совсем, понимаешь? И я... мама, кажется я ревную его. Боже, я так ревную его! — Лили прерывисто вздыхает и жмурится. — Он меня пытался поцеловать сегодня утром. А я... а я его оттолкнула! А потом... я такое сделала... что же я натворила... — с этими словами она закрывает лицо ладонями и разражается бурными рыданиями. Мама пересаживается на её сторону, обнимает, прижимает к себе, а Лили плачет и потому не видит, как умиленно она улыбается.

...1977 год...

Лили глубоко вздохнула, глядя на снимок, но вместо аромата печенья и ромашки, который всегда сопровождал маму, услышала сладкий аромат клубничного шампуня. Она обернулась. Алиса бродила по спальне в розовом халатике и пушистых тапочках, читала письмо от Фрэнка и сушила мокрые волосы волшебной палочкой. Марлин сидела на своей постели в трусиках и старой футболке с логотипом «The Beatles», читала журнал и рассеяно помахивала палочкой — бутылочка лака и кисточка порхали вокруг её пальцев на ногах. Мэри все ещё была в ванной. Из-за закрытой двери раздавался шум воды.

— Фрэнк приглашает меня к себе на Рождество, — сообщила Алиса одновременно и ей и Марлин. — К его... к его маме. Блеск.

Марлин засмеялась.

— Алиса, я уверена, миссис Долгопупс всё же лучше, чем миссис Пруэтт. Ты представляешь, этим летом я гостила у них и случайно разбила её вазу...

Лили отвернулась.

К горлу вдруг подкатил ком.

Мама.

Она готова была сейчас отдать всё, что угодно за один разговор с ней. За один взгляд. За одно прикосновение.

Никогда прежде она не чувствовала себя такой одинокой. И от этого одиночества ломило пальцы...

«— С ними же все будет в порядке?

— Конечно, будет...»

Она прерывисто вздохнула, схватила расческу и принялась беспощадно чесать волосы.

В ту ночь они спали вместе в Выручай-комнате.

— Лили, а ты написала сочинение для Флитвика?

Лили вздрогнула, услышав её обращение, поспешно отвернулась и прижала руку к носу.

— Лили... — вздохнула Алиса.

— Всё в порядке! — отрезала Лили, отчаянно вытирая глаза.

Вуд оглянулась на Марлин и присела к Лили на край постели, поджав одну ногу. Лицо её было белым от крема.

— Лили...ну может быть ты всё-таки поговоришь с ним? Ты весь день молчишь, я уже не могу это выносить! Лили, он... он просто был пьян, он не понимал, что говорит, ты бы видела, сколько он...

— Алиса... я умоляю... — Лили запрокинула голову, чувствуя новый прилив слез. — Прошу, пожалуйста, не надо о Джеймсе!

Вуд жалобно свела брови и сжала её ладони вместе.

— Лили, я понимаю, как тебе больно и обидно, но...

— Алиса, я не буду с ним говорить! Я... он меня предал, он унизил меня при всех! И потом наговорил... такое! Он бросил меня! Мы расстались, понимаешь? Нечего тут больше исправлять!

Она оборвала себя и прижала к носу пальцы.