Джон так внимательно следил за ним, как будто владел легилименцией.
— Я вижу, что ты искренне переживаешь за Лили, и мне, как отцу, это приятно. Но если ты в самом деле желаешь ей добра, ты должен ее отпустить, понимаешь? — он положил руку ему на плечо.
Джеймс, чувствуя себя уничтоженным, поднял на него взгляд.
Сколько раз можно умереть за одну минуту?
Пару часов назад, когда Джеймс стоял на этом самом месте и ждал, когда к нему спустится Лили, он чувствовал себя так, словно мог взлететь безо всякой метлы. Он никогда еще не был так счастлив.
А теперь, на этом же самом месте, он чувствовал себя так, словно по нему прошелся тролль.
Самое паршивое во всем этом было — понимать, что Джон прав.
Прав настолько, насколько вообще можно быть правым.
Так что самое лучшее, что он может сейчас сделать — это просто уйти. Лили будет считать его подлецом. Отлично. Значит, новую жизнь на другом конце света сможет начать с чистого листа, аккуратно выдрав предыдущий со звездной ночью и песней Боби Калдвела.
А он... ну что же, Джон прав, он мужчина, не должен расклеиваться. У него ведь тоже есть близкие, о которых надо заботиться.
— Спасибо, Джеймс, — мистер Эванс снова похлопал его по плечу, но на этот раз более сердечно, прямо как отец, и быстро взглянул в окно. — Я верил, что ты меня поймешь. Я рад, что у моей дочери такие друзья.
Джеймс понял, кто там, но обернуться и посмотреть — значит, подвергнуть свою решимость страшному испытанию.
— Я могу вас попросить? — глухо спросил он, вынимая палочку.
— Разумеется.
— В доме мои друзья. Скажите им, что я вернулся домой и жду их там.
— Обязательно передам, — серьезно сказал Джон, и Джеймс ему поверил.
Говорить ему о том, чтобы он берег Лили, было бы глупо, поэтому Джеймс просто кивнул ему в последний раз и трансгрессировал.
Лили, стоя на коленях на постели, медленно сползла на покрывало и закрыла голову подушкой.
Раньше она думала, что все эти песни про «забрал сердце», «вырвал душу» и прочая ерунда — просто бред больной фантазии глупых женщин.
Теперь же, когда у нее в груди вдруг образовалась собственная незримая сквозная дыра, она почувствовала огромное родство со всеми этими глупыми женщинами...
— Я буду тебе писать каждый день, — пообещала Алиса перед тем, как уйти. — Все наладится, Лили, понимаешь, все. И мы увидимся еще не раз, так что я не прощаюсь. Ты только не опускай руки. Все будет хорошо...
Лили чувствовала себя так, словно кто-то вынул, разобрал ее душу на части, как паззл, и свалил обратно бесформенной цветной кучей...
С той минуты, как Джеймс трансгрессировал, не сказав ей ни слова, прошел, наверное, уже целый час, но Лили словно и не заметила скользнувшего мимо нее времени.
На той кофте все еще остался его запах. Лили куталась в нее, лежа на покрывале, и постаралась представить, что они снова лежат вместе на траве, и он в любую секунду обнимет ее, и она услышит его голос, почувствует его губы...
— Лили, ты хорошо сейчас чувствуешь? — мама неслышно вошла в комнату и заволновалась, увидев, что дочь неподвижно лежала на постели, кутаясь в теплую кофту. — Лили, ты слышишь?
— Слышу, — едва слышно отозвалась девочка.
— Все уже ушли, — миссис Эванс присела на край кровати. — Может, теперь ты мне расскажешь про этого мальчика, с которым ходила гулять ночью?
Лили удивилась настолько, что смогла вырваться из своего душевного болота и обернуться.
— Откуда ты знаешь?
Мама фыркнула.
— Ради всего святого, дочь, вы так крались, что вас слышало все графство.
— А Алиса сказала, что вся улица, — кисло ответила она, снова отворачиваясь.
— Ну ладно тебе, Рыжик, не прячься. Как его зовут? Почему ты мне о нем раньше ничего не рассказывала?
Лили пожала плечами.
— Лили, мне не нравится твое состояние. Ночью случилось что-то, о чем ты мне не хочешь говорить? — голос ее от тревоги стал выше. — Лили?
— Случилось.
Миссис Эванс мысленно взяла себя в руки.
— И что же?
Лили коротко взглянула в тепло-карие глаза матери и вдруг подумала, что ей можно рассказать все.
Она вытерла лицо и села на постели.
— Мам... Джеймс Поттер спас мне жизнь сегодня ночью.
====== Это – твоя семья ======
«Я жива...»
Эта мысль горячей волной хлынула в пустое, застывшее сознание, и Роксана очнулась.
В просвет между двумя досками смотрелось смородиновое небо.
Рассвет...
Роксана закрыла лицо грязными, кисло пахнущими ладонями и разрыдалась – сухо, без слез. С четырех сторон ее окружали обломки, повсюду хранили молчание мертвые зрители, а она лежала и задыхалась в истерике. У нее было такое чувство, будто она проснулась в склепе.