Дни мечтаний

Это был необычный для меня взгляд на вопрос, так что я посмотрел на подругу с интересом и уважением. Для нас шоколад не был каждодневным лакомством и, всякий раз, когда нам доводилось попробовать его, мы прибегали к различным ухищрениям, чтобы продлить удовольствие. Но мы слышали рассказы о детях, которые периодически получали столько шоколада, сколько могли съесть. И вот, передо мной, судя по всему, одна из этих счастливиц.

– Ты можешь съесть все шоколадки с начинкой, – великодушно разрешил я, – а я съем твердый шоколад, мне он нравится больше.

– Ни в коем случае! – пылко вскричала она. – Ты должен есть то же, что и я! Это не вежливо есть что-то другое. Давай так. Ты отдашь мне весь шоколад, а я потом поделюсь с тобой, когда захочу!

– Ладно, – хмуро пробурчал я.

Не особенно приятно, когда кто-то командует в придуманной тобой Шоколадной комнате.

– В следующей комнате, – продолжил я, – можно попить шипучки! Там по всей комнате мраморные раковины с серебряными краниками. Отворачиваешь нужный тебе кран, и из него льется шипучка.

– А какие там шипучки? – поинтересовалась девочка.

– Разные, – быстро ответил я.

(Она итак уже следит за тем, что я ем, не хватало только, чтобы она запретила мне пить шипучку.)

– Потом я иду по коридору к задней части дворца и выхожу в большой парк, великолепный парк. Там гуляют пони, на которых можно покататься, ездят кареты, повозки и даже есть маленькая железная дорога с паровозом и вагоном караульной службы. Можно сесть в вагон первого класса или караульной службы, а можно забраться в паровоз, куда угодно, одним словом.

– Я бы забралась в паровоз, – мечтательно пробормотала девочка. Или нет, я бы…

– А еще там множество солдат, – влез я.

Всему есть предел. Я не мог позволить обычной девчонке разрушить мою железную дорогу, перевернуть в ней все вверх тормашками.

– Солдат там сколько захочешь, и все они мои. Вдоль террасы выставлены в ряд латунные пушки! И каждый раз я приказываю им, и они палят из орудий!

– Ни в коем случае, – поспешно перебила девочка. – Я не хочу, чтобы они стреляли. Ты должен приказать им не стрелять. Ненавижу пушки. Если они начнут палить, я сразу убегу!

– Но… что же им еще делать? – ошеломленно возразил я.

– Не знаю, – ответила она, – но стрелять нельзя. Они могут погулять со мной, побеседовать, понести какие-нибудь мои вещи. Но стрелять из пушек я им запрещаю.

В этот момент я с грустью осознал, что из хозяина прекрасного дворца, в котором я имел обыкновение куражиться и вести себя весьма легкомысленно, я превращаюсь в обычного постояльца. Только подумать! Мои прекрасные солдаты должны будут нести для нее «какие-нибудь вещи»! Я решил не раскрывать перед подругой новые секреты, хотя их было еще предостаточно.

– А есть там другие мальчики? – небрежно спросила девочка через какое-то время.

– Конечно, – неосторожно ответил я. – Славные ребята. Мы с ними…

Тут я взял себя в руки.

– Мы будем, конечно, играть все вместе, но ты ведь моя подруга. Мы сядем в одну лодку, а потом вместе покатаемся в вагоне караульной службы, и я прикажу солдатам не стрелять!

Но девочка капризно смотрела в сторону, и я не смог добиться от нее ответа.

Тут бой деревенских часов пробудил во мне мысль о баранине, ожидавшей меня в полумиле отсюда, и о строгостях и наказаниях, полагавшихся за опоздание к обеду. Я торопливо попрощался с подругой, но, прежде чем уйти, вынудил ее признаться, что она будет еще работать в саду сегодня днем, если, конечно, червяки ей позволят.

– Не забудь, – сказал я на прощанье, – ты обещала никому ничего не рассказывать.

Она как будто колебалась, лениво покачивала ногой и наблюдала за мной, полуприкрыв глаза.

– Это смертельная тайна, – схитрил я. – Наша тайна. И никто больше не должен о ней знать!

Тогда она пообещала. Девочка энергично кивнула, распахнув от восторга глаза, и поджав губы. Удовольствие посплетничать и блаженство хранить чей-то секрет – равнозначны друг другу, но второе, иногда, перевешивает.

Я покончил с бараниной и наслаждался теплым рисовым пудингом, прежде чем нашел в себе силы остановиться и оглядеться по сторонам. Один взгляд в сторону окна и… огромное разочарование постигло меня. Шел сильный дождь. Это не сулило ничего хорошего, даже если со временем проясниться, червяки, я знал это по собственному опыту, будут оскорбительно многочисленны и весьма игривы. Я угрюмо произнес благодарственную молитву и поднялся вместе с остальными в классную комнату. Оставалось лишь одно: достать коробку с красками и предаться рисованию, которым я часто пренебрегал в последнее время. Гарольд раздобыл лист бумаги и карандаш и устроился в уголке за столом, он сосредоточенно растопырил локти и высунул язык. Литература всегда была его способом художественного самовыражения.

Селина пребывала в беспокойном настроении вследствие неутешительной погоды, и вместо того, чтобы найти себе занятие по душе, крутилась вокруг и надоедала нам, художникам, своими критическими замечаниями. Она долго разглядывала мой рисунок, прежде чем я это обнаружил, иначе бы я принял меры.