Дни нашей жизни

— Алексей Алексеич, останьтесь, если можете, мне нужно поговорить с вами.

Он обернулся с такой стремительной готовностью, как будто в комнате никого не было.

— Я пробегу по цеху и вернусь, — сказал он, заме­тив, что они не одни.

Но в цех он не пошел, а вышел во двор и решил прогуляться по центральной аллее, чтобы не прийти на­зад слишком скоро.

По обеим сторонам аллеи сквозь листву мерцали за­копченные окна цехов, каждый цех грохотал, лязгал и стучал на свой лад. А на аллее было пусто и почти тем­но. Накрапывал теплый дождик, время от времени по лицу ударяли крупные капли, срывавшиеся с листьев.

Зачем она позвала? О чем заговорит? Как? Она се­годня так старательно критиковала меня, а ей и невдо­мек, что стоит ей появиться в комнате, как я станов­люсь сам не свой и весь напрягаюсь, чтоб не сбиться с мысли и не выдать себя... А ей ничего не стоит го­ворить со мной и при мне о партучебе, о косых стыках и о чем угодно. И она ни разу не позвала с собою, ни разу не подошла первая. Взглянешь — чуть улыбнется, пожмешь руку — рука ответит, и только. Я без нее не могу. А она даже зайти не захотела, только сказала: «А вдруг когда-нибудь и зайду». Значит, еще не уве­рена ни в чем? Или считает нужным кокетничать, как и все прочие? Думает, что со мною можно как с Гаршиным? Тем хуже!

Когда он вошел в ее опустевший кабинет и сел, не глядя на нее, испуганный тем, что сейчас все будет ска­зано, Аня тихо воскликнула:

— Вы весь мокрый, Алеша!

Он объяснил:

— Дождь идет.

Посмотрел на нее и вдруг понял, что все, чем он мучился, — выдумки, бредни, они нужны друг другу, и оба не могут врозь.

Она шепотом спросила:

— Алеша... Почему?

Он не знал, как объяснить ей. Должно быть, он чу­дак и выдумщик, и чего-то не умеет, в таких случая люди как-то делают «предложение», что ли... Но ведь она же сама должна понимать!

— Вы сказали: когда-нибудь, — пригнув голову, бы­стро проговорил он. — Значит, вы еще не уверены. Я не привык навязываться.

Она замерла, удивленно приоткрыв рот. И вдруг за­смеялась. Она смеялась, глядя на него сияющими гла­зами, а он сердился — с каждым мгновением все больше сердился на нее за этот смех.

— Может быть, это и смешно, — сказал он. — Но я такой, и другим не буду. Тащить вас замуж насильно я не могу. Вы про меня знаете все. А играть с собою я не...

— Алеша! — вскричала она. — Да разве я... Смех еще дрожал в ее лице.

— Я не знаю, что вы, — мрачно сказал он. — Но я вас предупреждал, что кокетничать со мною не надо. А повторять, уговаривать, просить я не умею. Может быть, женщинам это и нравится, но я не умею.

— А я и не хочу, чтобы вы умели, — сказала Аня. Он сделал движение к ней, потому что больше всего ему хотелось сейчас обнять ее и в поцелуе почувство­вать, что он нужен ей таким, какой он есть. Но в эту минуту дверь распахнулась от пинка ногой — Кешка и Ваня Абрамов, пыхтя втащили в комнату громадный фанерный щит.

— Здравствуйте, Алексей Алексеевич, — они вежливо поклонились заместителю начальника цеха.

— Здравствуйте, — со вздохом ответил Полозов. Аня тоже вздохнула и принялась командовать, куда поставить и как закрепить щит. Алексей с досадой по­думал, что она могла бы попросту отправить их вон, со­всем не обязательно устанавливать щит сегодня.

— Так я пойду, — буркнул он, не трогаясь с места.

Она подошла к нему и тихо сказала под адский стук молотков, вгонявших гвозди в неподатливую стену:

— Нам надо выкроить вечер, Алеша, и поговорить. Не спеша, без помех. Я не могу встречаться с вами толь­ко в цехе.

— И я, — жалобно сказал Алексей.

— Вы сегодня опять до ночи здесь?

Он с горечью махнул рукой — не до ночи, а, пожа­луй, и ночь. Решающие дни монтажа... Любимов, ко­нечно, уйдет, а его просил остаться.

— Ничего, Алеша... Как только схлынет горячка...

Ее теплая рука, задержавшаяся в его руке, дала ко­роткую отраду. Но когда он вышел за дверь, до него дошел смысл ее слов. Когда схлынет горячка. А когда она схлынет, черт бы ее побрал? Так и до осени ждать будешь...

По цеху шел Гаршин. Он понятливо усмехнулся, уви­дав, откуда выходит Полозов, свернул со своего пути и, насвистывая, заложив руки в карманы, прошел мимо Алексея в технический кабинет. Нарочно? Или Аня при­держивает поклонника по лукавой женской склонности к тому, чтобы побольше народу крутилось вокруг?

Избегая всех, кто мог задержать его, Алексей снова вышел на центральную аллею и пошел по ней, со зло­сти ступая по лужам и разбрызгивая жидкую грязь. Ему была непереносима мысль, что Гаршин преспокойно си­дит сейчас возле Ани, а она, наверно, болтает с ним как ни в чем не бывало.

Приняв самый озабоченный вид, Алексей зашел в ближайший цех. Это оказался прокатный цех, толстая, добела раскаленная болванка проплыла в лапах крана мимо Алексея, легла на ленту транспортера и нырнула под валки стана. Алексей вошел в пустую конторку мастера, взял телефонную трубку и потребовал диспет­чера турбинного цеха. Понизив голос, чтобы знакомая девушка-диспетчер не узнала его, он строго сказал: