Спохватившись, она давала себе слово не раздражаться и затихала. Она не узнавала себя и жалела Аркадия. Но что было делать, если у нее все кипело внутри, если ей хотелось, чтобы он говорил как раз тогда, когда он молчал, если он брал ее под руку в то время, как ей это мешало, и забывал предложить ей руку тогда, когда нужно было. Ее злило, что в цехе он держался в стороне от нее, как посторонний, а потом злило, если он при всех подходил к ней. Она скучала без него и раздражалась в его присутствии. Ей казалось, что жизнь приговорила ее к Аркадию до того, как она сама его выбрала, и она всем существом сопротивлялась. Она была почти уверена, что в назначенный срок скажет «нет!», и в то же время пугалась мысли, что он уйдет.
А с недавних пор Аркадий сам отдалился от нее. Приходил он реже, и если они расставались во вторник, он заговаривал с нею не о завтрашнем вечере, а спрашивал, не пойдет ли она с ним в кино в субботу.
Присматриваясь к нему в эти все более редкие встречи, она открывала в нем черты характера, не замеченные ею прежде. Он был упорен и очень настойчив. Он растрачивал зря свое время и силу молодецкую, пока не находил им применения, но, когда у него появилась цель, он шел к ней напролом. Он был восприимчив и умел взять от окружающих его людей все, что они способны дать ему, — у одного знания, у другого опыт, у третьего дружескую поддержку. Должно быть, он был беззаветен в дружбе так же, как в любви, но вряд ли был добр и чуток и к товарищу и к женщине, если потерял к ним интерес, если они ему уже не нужны.
Вот и сейчас — он спорил с Николаем, и Николая это явно задевало. И Федя Слюсарев спорил, распаляясь все больше. Оба, видимо, уже забыли, сколько возился с ними Пакулин!
Валя подошла к раскричавшимся бригадирам:
— Вы что, ребята, добро поделить не можете?
— Погоди, Валя, и так у каждого свое мнение, не хватает еще четвертого, — с досадой сказал Николай.
— А по-моему, в любом случае голос Пакулина — решающий, — сурово сказала Валя. — Он вам бригадир, ему и решать. В чем у вас заминка?
— А мне благодеяний не нужно! — воскликнул Аркадий. — Сам справлюсь!
Оказалось, что обоих новых бригадиров задело «самопожертвование» Николая: в бригады товарищей он наметил перевести своих наиболее опытных рабочих, а из новичков всех худших, в том числе и Кешку Степанова, забрал к себе. Николай считал такое решение справедливым, потому что у него больше опыта. Он не мог понять, почему Кешку, еще вчера пугавшего всех, сегодня хотят заполучить к себе и Федя и Аркадий. Валя тоже не понимала этого.
— Пойдет он все-таки ко мне, — заявил Аркадий и даже кулаком пристукнул. — Ты помнишь историю с кражей? У меня он набезобразничал, я с ним тогда не справился. А теперь справлюсь. Тут, Коля, дело чести, не спорь.
— А Витьку тебе зачем? — мрачно спросил Николай. — Витька — мой брат. Если я его себе оставляю, так потому, что и присмотрю, и одна смена, да и квалификации у него меньше, чем у Гаврилова.
— Вот и бери Гаврилова, он у тебя опорой будет.
Федя поддержал Аркадия:
— Ты, Коля, в святые не лезь. Что, в самом-то деле? Нам по четыре человека из пакулинцев, себе — троих. Нам — лучших, себе — похуже. Ты нас не жалей, мы не бедненькие.
Аркадий встал, расправил широкие плечи, задорно посмотрел в лицо Николаю:
— Если уж разбили нашу бригаду, дали каждому самостоятельность, сказали: действуйте! — так будем соревноваться честно, без скидок!
— Разбили бригаду, а не дружбу, — возразил Николай. И тихо, с горечью спросил: — А может, и дружбу?
Аркадий шагнул к нему и стиснул его плечо:
— А дружба сейчас в том, чтобы не мешать друг другу. И никто ее у нас не разобьет, Коля.
— Убери лапищу-то, — высвобождая плечо, любовно сказал Николай. — Вот самостоятельные выросли, помехи боятся! Ладно, ребята, давайте решать, и будем соревноваться. Держитесь!
И уже покорно придвинул к себе списки:
— Значит, Кешку к Ступину, Гаврилова — ко мне. А Витьку ты обязательно хочешь?
Аркадий, поколебавшись, виновато сообщил:
— Витька сам просится ко мне.
— Вот что!
Николай поднялся с места:
— Ну-ка, ребята, составьте списки без меня, как вам хочется, а потом втроем утвердим. Не сидеть же тут до ночи!
Он прошелся по комнатке, выглянул в цех. Под самым окном стояли железнодорожные платформы, и кран опускал на одну из них обвитый стропами громадный красный ящик. Старший из стропалей, дядя Вася, стоял на второй платформе и движениями пальцев давал выразительные указания крановщице. Ящик грузно лег на место. Стропали мигом окружили его, снимая стропы, а маляр с ведерком краски и кистью уже спешил намалевать на ящике адрес.
Кран качнул огромным крюком и пополз обратно — за следующим ящиком.
Вторая турбина отправлялась в дальний путь.