Дни нашей жизни

— Да, мне говорили. Ему, наверное, очень грустно было?

— Так ведь что поделаешь — надо!

— Надо-то надо, но ведь жалко…  Я бы, наверное, в отчаянии была.

— Да?

— А как же? Впрочем, ваш Коля такой...

— Какой?

— Выдержанный очень, сознательный. И с харак­тером. Он, наверно, всегда собой владеет. Я так не умею.

Антонина Сергеевна промолчала, только улыбнулась. Девушка все больше и больше нравилась ей.

— Хорошо, что вы это понимаете, — снова принима­ясь за работу, заговорила она, — девушки часто судят по внешности, пленяются манерами, ловкостью, умением поухаживать и себя показать. Они думают, что если мо­лодой человек скромный и серьезный, то на него и смот­реть не стоит.

Снова воцарилось за столом молчание. Антонина Сергеевна поднимала петлю и, казалось, была всецело по­глощена работой. Ксана сидела, поджав под себя голую ногу, и все порывалась что-то спросить, но не решалась.

— Коля сделал доклад в общежитии? — спросила она, хотя это был совсем не тот вопрос, который вер­телся на языке.

— В общежитии? Кажется, нет.  Хотя... Какой-то доклад он делал на днях. Он очень занят сейчас с эти­ми тремя бригадами.

— Почему тремя?

— Ну как же? Он хочет, чтобы все три стали таки­ми, какой была одна.

— Вот молодец!

— Да, он хороший... Не потому, что я мать. Я много вижу молодежи и могу сравнивать. Он действительно очень хороший.

— Я знаю, — сказала Ксана.

Они внимательно посмотрели друг другу в глаза, — каждая хотела что-то прочитать в глазах другой, что-то такое, о чем не спросишь.

Близко хлопнула дверь, раздались шаги. Ксана вся подобралась, прислушалась — нет, шаги затихли, это не сюда. Антонина Сергеевна заканчивала работу, от всей ее позы, от ее быстрых, искусных пальцев, от ее скло­ненной гладкой головы с проблесками седины веяло ма­теринским теплом.

— Вы говорите — депутат, — вдруг быстро сказала Ксана. — Да, я депутат, даже, кажется, самый молодой из всех. Это, конечно, почетно и ответственно. Но вы себе не представляете, как это трудно!

— Много работы?

— Я не о том. Я о личной жизни. Разве я не такая же девушка, как все, оттого, что меня выбрали? Разве я живу какой-то другой жизнью? А некоторые почему-то думают, что я какая-то не такая, как все, и со мной не как с другими, и, скажем, пригласить меня просто по­танцевать... А ведь мне тоже хочется танцевать!

Последние слова прозвучали обиженно.

— А если молодым людям кажется, что они вас не­достойны? — не поднимая глаз от работы, тихо сказала Антонина Сергеевна. — Ведь вы и в самом деле не со­всем обыкновенная девушка, вы умница, вы работник, вас старые люди уважают, не то что молодые. Как же перед вами не робеть? А если молодой человек еще и влюблен...

Ксана вспыхнула. Лоб, уши, даже шея ее порозовели.

Она была рада, что Антонина Сергеевна не смотрит на нее.

— Но ведь не может девушка сама пригласить кого хочет? — еле слышно сказала она.

Антонина Сергеевна перекусила нитку и подала Ксане чулок, лукаво усмехнулась:

— Разве девушки не умеют заговорить первыми так, чтобы получилось, будто первым заговорил он?

У Ксаны широко распахнулись глаза. Распахнулись и просияли.

— У меня же нет никакого опыта, — пробормотала она.

— Но ведь есть и молодые люди, у которых его нет?

Ксана натянула чулок, всунула ногу в туфлю и по­рывисто обняла Антонину Сергеевну:

— Такое спасибо вам... такое спасибо!

— Не стоит, Ксаночка. — За этакую малость! — отве­тила Антонина Сергеевна, как бы совсем не понимая, за что ее благодарят. — Я люблю штопать, и мы так слав­но поговорили с вами.

13

Комнатка комсомольского бюро помещалась во вто­ром этаже пристройки и окном выходила прямо в цех, так что равномерный рокот машин, шипение, скрежет и лязг обрабатываемого металла заглушали здесь голоса, а передвигающийся под крышей кран порою отбрасывал в комнату свою скользящую тень.

Кран как бы напоминал о себе и упрекал Валю Зи­мину: «Я-то тружусь по-прежнему, а ты где?»

Вот уже несколько дней прошло, как Валю перевели с крана в ПДБ к Бабинкову — дежурным диспетчером. Так было удобнее вести комсомольскую работу. Воро­бьев шутливо сказал:

— Какая может быть связь с массами, если секре­тарь комсомола весь день на недосягаемой высоте?

Валя понимала, что он прав, но ей было жаль рас­ставаться с краном, она привыкла к своей кабинке, к громоздкому и послушному гиганту, таскавшему по ма­новению ее руки многотонные тяжести, она любила па­нораму цеха, открывавшуюся ей с высоты. В ПДБ весь день волновались то из-за одного, то из-за другого, не­прерывно трезвонили телефоны, и приходилось, хочешь или не хочешь, по нескольку раз в день разговаривать с начальником сборки Гаршиным.

Когда Валя впервые, зажмурив глаза, позвонила ему, чтобы проверить, поступила ли на сборку партия лопа­ток, Гаршин еще не знал, что она работает в ПДБ, и с любопытством спросил:

— А кто говорит?

— Дежурный диспетчер, — строго ответила Валя. — Получили вы три набора лопаток?

— Получили, товарищ дежурный с очаровательным голосом, — сказал Гаршин. — Можно узнать ваше имя?

— Валентина Федоровна, — еще строже сказала Валя и повесила трубку.