Было уже совсем поздно, когда Ася заснула рядом с мужем, прижавшись щекой к его плечу. Ее волосы щекотали его шею. Улыбаясь в темноте, он не отодвигался, боясь разбудить ее, и с благодарностью думал и о ней, нашедшей новые силы для жизни, и о Полозове, сыгравшем в ее душевном выздоровлении несомненную роль. Он не мог додуматься до того, что слова Полозова попали на хорошо подготовленную почву.
В тот вечер отец зашел к Асе прямо с работы, уже подвыпивший и голодный. Ей нечем было угостить его. Отец раскричался и с досады высказал подозрения, давно копошившиеся в его темном мозгу, что Сашина работа — отвод глаз для дурочки, какой показала себя Ася, что никакой мужчина не будет цацкаться с такой женой, и Саша, конечно, завел себе зазнобу на стороне, иначе он не ушел бы на весь вечер в выходной день... Удар был сильный и меткий. После ухода отца Ася заметалась по квартире, переворошила бумаги на рабочем столе мужа и ничего не нашла, кроме чертежей и деловых заметок. В это время постучался инженер Полозов. Ася впустила его и подробно расспросила об изобретении мужа, ссылаясь на то, что Саша из скромности молчит. Когда Полозов ушел, она проворно сбегала купить что-нибудь на ужин, походила перед домом, надеясь встретить Сашу, потом, закоченев, вернулась домой и села у окна ждать мужа. В этот вечер ее целиком захватило желание опровергнуть грязные измышления отца, убедиться в том, что Саша принадлежит ей, а если нет — вернуть его любовь.
Саша Воловик не мог додуматься до этого, он просто радовался ее выздоровлению и думал о том, как помочь ей теперь найти новое направление жизни. Потом он вернулся мыслями к своим собственным делам: перед его глазами возник простой и оригинальный механизм, придуманный им, и «что-то» самое главное, заканчивающее замысел и рисовавшееся ему пока как туманное пятно, в котором смутно обозначалось ритмичное движение. Он снова перебрал в памяти все несовершенные решения, придуманные им и отброшенные, некоторое время рисовал себе движущееся туманное пятно, чувствуя ритм, направление и особенности его движения, но не ухватывая форму.
— И все-таки я его найду, — сказал он себе, засыпая. — Не такое создано и придумано человеческим мозгом. И быть того не может, чтобы я не нашел.
13
Утром выходного дня Григорий Петрович Немиров повез Клаву на Карельский перешеек «догонять зиму». Идея принадлежала шоферу Косте и его жене Татьяне, отличной лыжнице.
Машина вынесла всю компанию за город, в белые поля и утонувшие в нетронутых сугробах леса, мимо заколоченных дач, мимо безлюдных полустанков, через мосты над дымящимися ручьями, через железнодорожные переезды под вздернутыми к небу полосатыми палками шлагбаумов, обгоняя пригородные поезда, заполненные лыжниками, и разгоняя на улицах поселков играющих ребятишек.
Остановились у сторожки заводского пионерлагеря, раскинувшего в сосновом лесу десятки нарядных дач с заваленными снегом балконами. Наскоро закусили у сторожихи и заторопились на воздух.
У Немирова лопнуло крепление. Запасливый Костя дал ему новый кусок ремня, посоветовал, как лучше крепить, и занялся своими лыжами. Услыхав, что Немиров тихонько поругивается, Костя весело сказал:
— Да, Григорий Петрович, это вам не заводом управлять.
Но помощи не предложил.
Татьяна первою стала на лыжи и сразу умчалась далеко вперед. За нею помчались Костя и Клава — ее красный лыжный костюм долго мелькал среди розоватых стволов сосен.
Немиров вышел последним и не спеша углубился в лес по снежной целине, прислушиваясь к удаляющейся перекличке лыжников и к удивительной тишине, которую не заглушали, а только подчеркивали голоса. Если ветер и был, он проносился поверху, над деревьями, изредка стряхивая рассыпающиеся в пыль пласты снега, а внизу ни одна ветка не шевелилась, и елочки, кое-где прижившиеся среди сосен, стояли еле видные, запахнувшись снежными шубами.
Где-то близко засвистела белка, проскакала по снегу рыжевато-серым комком и с сухим треском взлетела по стволу сосны в нескольких шагах от Немирова. Закинув голову, он разглядел в вышине ее свесившуюся с ветки настороженную мордочку и любопытный глаз.
— Ау-у! Гри-ша! — звала Клава.
Он побежал на голос. Лыжи послушно скользили по тонкому, чуть оседавшему насту. Палки хорошо вонзались остриями в наст и пружинили, помогая отталкиваться. Розоватые стволы все быстрее и быстрее проносились мимо. И вдруг расступились, открыв крутой спуск, поросший елками и низкорослым кустарником.