Дни нашей жизни

— Тут, наверно, никто не поможет, — ответила она, как взрослый, отчаявшийся человек, но все же ввела его в комнату, где ночью они укладывали ее отца. Сейчас отца не было. Комната носила следы недавнего семей­ного уюта и быстрого, бестолкового разорения.

Они сели в разных концах дивана.

— Как вас зовут? — после молчания спросил он.

— Ася, — строго сдвинув брови, ответила она и вдруг уткнула голову в колени и разревелась.

— Неужели вы не понимаете, как это унизительно и стыдно! — крикнула она в ответ на его попытки уте­шить ее.

С трудом вытягивая признания, он постепенно узнал ее несложную и печальную историю. Асе шел девятна­дцатый год. Три года назад она оставила школу, потому что тяжело заболела ее мать, а кроме того, как беспечно добавила Ася, «ничего не выходило с алгеброй». Отец Аси был полотером и хорошо зарабатывал, но любил выпить. Мать умела держать его в руках, а после ее смерти он запил. Трезвым отец был ласков и каялся, плакал, вымаливал у дочери прощение. Пьяным он не­редко бил ее и выкрадывал из дому и деньги и вещи. Ася вела учет в той же артели полотеров, где работал ее отец, и это давало ей возможность хоть немного следить за ним, но в последнее время он перестал считаться с нею и, как говорила Ася, «пошел под откос»...

Саша слушал этот рассказ с острой жалостью и на­растающим гневом, от которого у него пересыхали губы. Он был потрясен не только судьбой этой беззащитной, растерявшейся девочки, он был потрясен тем, что такая темная, безрадостная, дикая жизнь существует и еще может топтать жизнь молодую, начинающуюся. Пытал­ся ли кто-нибудь воздействовать на отца, помочь Асе? Ася старалась выгородить и сотрудников артели («они ко мне очень хорошо относятся»), и соседей («они меня очень жалеют»), но Cauie было ясно, что никто всерьез, до конца не вмешался и не помог. Что это — равноду­шие? Нежелание ввязываться в неприятную и канитель­ную историю?

Еще не решив, что и как сделает он, Саша ушел от Аси возбужденным и пылающим, как в жару. Только у себя дома, ночью, он понял, что и в самом деле болен. Он проболел целую неделю. Как только температура спала, он встал и, преодолевая слабость, пошел к Асе. Увидев его, она вскрикнула с такой нескрываемой ра­достью, что он невольно протянул руки, и Ася припала к нему, вздыхая:

— А я уж думала, вы больше не придете.

Через несколько дней он познакомился с Асиным от­цом. Отец был трезв и показался Саше добродушным и сердечным человеком. Кроме того, Сашу подкупало не­сомненное сходство отца и дочери: та же робкая, довер­чивая улыбка, те же глаза... Но Саша не дал себе рас­трогаться и жестко заявил, что ему нужно серьезно по­говорить. Ася, помертвев, выскочила из комнаты. Это был тяжелый и беспощадный разговор. Впрочем, отец Аси не произнес ни слова, он только побагровел и сжал кулаки, а потом весь поник, и злые, обличающие слова Саши падали на его голову как удары, пригибая ее все ниже и ниже.

— Таких людей надо принудительно лечить или са­жать в тюрьму, — резко закончил Саша и неожиданно взял Асиного отца за руку, сжал эту грубую, пожелтев­шую от мастики руку и сказал другим, мягким голо­сом: — Если нужно будет, я этого и добьюсь. Но снача­ла я прошу вас как отца — есть же у вас совесть! — обуздайте себя и станьте опять человеком. И еще я про­шу у вас согласия... — Он запнулся, потому что Ася, наверно, подслушивала у двери, а с нею он еще не го­ворил об этом, и произнес совсем тихо: — Я хочу про­сить Асю быть моей женой.

Отец поднял голову и посмотрел на Сашу удивленно и пристально, словно впервые обнаружив перед собою этого молодого человека, ворвавшегося в его дом с нра­воучениями и решившего отнять у него дочь. По морщинистому, одутловатому лицу прошла судорога.

— Ну, что ж... Я человек конченый. И отец пло­хой, — сказал он. — Но ведь у меня кроме нее — никого...

За этими словами чувствовалось такое смятение, что Саша чуть не сказал: «Будем жить вместе», — но удер­жался. Он жалел этого опустившегося человека, но не верил ему.

До свадьбы отец держал себя в руках, даже сделал Асе денежный подарок «на приданое». Сашу он уважал и очень боялся, — выпив, он никогда не попадался на глаза своему зятю.

Ася не сразу решилась уйти от отца и все последние дни перед свадьбой налаживала свое порядком запу­щенное хозяйство — убирала, мыла, стирала, штопала, будто хотела в два дня на всю жизнь обеспечить отца своей заботой. Переступив порог Сашиной комнаты, она сразу забыла обо всем остальном и об отце тоже. Преж­де чем Саша успел опомниться, она прилепилась к нему всем существом. Он почувствовал себя самым счастли­вым и самым любимым человеком на свете. Ее предан­ность льстила ему, ее зависимость от него трогала. Она обожала его и была на редкость нетребовательна: если он был дома, она вполне удовлетворялась этим, издали наблюдая, как он занимается, и боясь скрипнуть дверью, чтобы не помешать ему. Свернувшись калачи­ком на кровати, она часами читала, изредка отрываясь, чтобы взглянуть на мужа. Взгляд у нее был сияющий, благодарный и какой-то изумленный.