Читаем Дни нашей жизни полностью

— Насколько я помню, ты никогда не была фило­софом, — насмешливо заметил он. — Кто тебе внушил такую житейскую философию? И о какой жизни ты го­воришь? Какую жизнь ты знаешь?

— Самую обыкновенную, — неохотно откликнулась Леля. — Не выдуманную, не идеальную, а самую обык­новенную жизнь!

— Знаешь, мне сдается, что эта жизнь, как ты ее понимаешь, — очень неинтересная и унылая жизнь.

— Не знаю, у кого из нас двоих она интересней, — заносчиво сказала Леля и дала полную скорость. Те­перь она гнала машину по проспекту, обгоняя другие и лихо проскакивая между трамваями и автобусами. Управлять машиной она, во всяком случае, научилась неплохо, иначе давно произошла бы авария... Занятно, всегда ли она так гонит, когда сердится?

— По-моему, ты расшибешь и машину и нас с то­бой, — сказал он. — Слишком дорогая цена за расхож­дение во взглядах. И за что генералу в один день те­рять все свое богатство?

— Я тебя ненавижу. Как тогда, — быстро сказала Леля сквозь зубы. Но скорость сбавила.

Некоторое время они молчали, потом он миролюби­во спросил, куда она собирается завезти его.

— Куда придется, — усмехнулась она.

И вдруг, совсем сбавив ход, быстро и гневно заго­ворила:

— Вот ты меня осуждаешь, и насмехаешься, и, по-твоему, я не так живу, не так смотрю на жизнь... Хо­рошо, допустим! Но разве я тебя заставляю жить по-своему? Разве я тебе навязываю свои взгляды? Ты не хотел принимать меня такую, какая я есть... ну и лад­но! И ладно! Я, кажется, не упрашивала тебя и не зва­ла, когда ты... когда ты...

В голосе ее зазвучали слезы, но она быстро подавила их и продолжала все так же гневно:

— Все вы пытаетесь меня воспитывать... Может быть, вы и правы с какой-то большой точки зрения... Я сама понимаю, что это, наверно, как раз то, что нуж­но! А из меня не получается. И не получится. Что я, не старалась зубрить, как все? Что я, не старалась ради тебя усвоить всякую всячину хотя бы на четверку? Не могу, хоть убей. Не хочу. Захотела бы — подумаешь, какая сложность! А не хочу, и не нужно мне это, и не тянет меня. И работать... Да, что хочешь говори, а мне подходит именно это — и машина, и лето в Сочи, и меж­дународный вагон, и всякие красивые тряпки... А хо­дить в платочке — не для меня, понимаешь — не для меня!

— Разве я тебя уговаривал ходить в платочке? — оскорбленно вскричал Алексей.

— В платочке или не в платочке, все равно ты хо­тел, чтобы я была не я, а какая-то другая, идеальная женщина в твоем высоком понимании. А из меня не выйдет. И все это выдумки, просто ты не любил по-настоящему, так, чтобы все откинуть... все принять... А нашелся человек, который меня любит, бережет, со­здает мне все условия... который все прощает мне и все принимает... Какое право ты имеешь насмехаться и упрекать? Унылая жизнь?! Каждый устраивает свою жизнь по-своему, вот и все.

Его мало затронул смысл этой речи, все это он знал давно, — достаточно поспорили в свое время, сколько раз он уходил от нее в ярости. Его затронуло сейчас ее волнение, эти слезы, непрошено зазвучавшие в ее голосе... Значит, не забыла? Значит, ей не безразлично, как он к ней относится и что думает?

— Я желаю тебе счастья на твой лад, Лелечка, раз уж так вышло, — сказал он примирительно. — Останови, пожалуйста, у какой-нибудь трамвайной остановки, мне пора...

Она кивнула и прибавила скорости. Трамвайные остановки мелькали за стеклом одна за другой.

— Не надо ссориться, — глядя перед собою, нежно сказала Леля. — Я так обрадовалась тебе, Алешенька... Право же...

Они ехали по Лиговке, и Алексей не узнавал ее. Давно он здесь не был, что ли? Старая привокзальная Лиговка стала красивой и чистой, полосы газонов от­делили трамвайные пути от проезжей части улицы, гус­то посаженный кустарник перемежается торчками мо­лодых деревьев — и так вдоль всей этой широкой ма­гистрали. Пройдет месяц-два, и все тут зазеленеет, расцветет на солнышке...

— А весна-то на носу! — повеселев, сказал Алек­сей. — Кажется мне, или на самом деле уже набухают почки?

— Мне то-же ка-жет-ся! — пропела Леля и на мгно­вение прижалась щекой к его плечу. Когда он опомнил­ся, она снова сидела смирно, глядя на приближающий­ся красный глазок светофора. Затормозив у перекрест­ка, ее рука соскользнула на его руку и сжала ее. Он сидел не двигаясь, не умея разобраться в том, что с ним происходит.

— Я так счастлива сейчас, Лешенька, — быстрым шепотом говорила она, не отрывая глаз от красного сиг­нала. — И я тебя везу к себе, понимаешь? Дома никого нет и не будет до послезавтра. Это так чудесно, что мы встретились именно сегодня. И мы не можем так рас­статься. Я не хочу. Я всегда ждала, что мы еще встре­тимся. И ты, да?..

Ее теплая рука мешала сосредоточиться. Но вот красный огонек сменился желтым, потом зеленым — ее рука нехотя оторвалась от его руки и легла на баранку. Машина шла так медленно, что задние машины начали гудеть, подгоняя ее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
Забытые пьесы 1920-1930-х годов
Забытые пьесы 1920-1930-х годов

Сборник продолжает проект, начатый монографией В. Гудковой «Рождение советских сюжетов: типология отечественной драмы 1920–1930-х годов» (НЛО, 2008). Избраны драматические тексты, тематический и проблемный репертуар которых, с точки зрения составителя, наиболее репрезентативен для представления об историко-культурной и художественной ситуации упомянутого десятилетия. В пьесах запечатлены сломы ценностных ориентиров российского общества, приводящие к небывалым прежде коллизиям, новым сюжетам и новым героям. Часть пьес печатается впервые, часть пьес, изданных в 1920-е годы малым тиражом, републикуется. Сборник предваряет вступительная статья, рисующая положение дел в отечественной драматургии 1920–1930-х годов. Книга снабжена историко-реальным комментарием, а также содержит информацию об истории создания пьес, их редакциях и вариантах, первых театральных постановках и отзывах критиков, сведения о биографиях авторов.

Александр Данилович Поповский , Александр Иванович Завалишин , Василий Васильевич Шкваркин , Виолетта Владимировна Гудкова , Татьяна Александровна Майская

Драматургия