Двадцать лет пиратствовал Уилли Джонс и наконец возвратился на свой остров, а на берегу стоит чернокудрая голландка Маргарета, молодая и пламенная, как в тот день, когда он ее покинул. Он бросился ее обнимать и тут же растянулся на песке – так она ему врезала. Он не удивился, и даже голова на плечах уцелела (а сперва-то казалось, ее снесло напрочь). Он даже не разозлился особо. Маргарета в любви часто бывала неистова.
– Но я тебя окорочу! – поклялся Уилли, поднимаясь на четвереньки и с восторгом ощущая вкус крови у себя во рту. – Я и раньше объезжал тигрицу Маргарету!
– Никогда ты меня не оседлаешь, похотливый старый козел! – раздалось в ответ, словно удар колокола. – Я не твоя жена! Я дочь, что оставил ты у нее во чреве. А матушка моя лежит в могиле вон там, на холме.
Загоревал тут Уилли Джонс, так что словами не описать, и пошел к могиле.
А Маргарета пошла за ним и добила его без всякой пощады.
– Я говорила – когда вернешься, ты не будешь знать, кто я – та, кого ты покинул, или другая. Никогда тебе этого не узнать! – захохотала она.
– Ты жена моя, Маргарета! – ахнул Уилли Джонс.
– Разве я могу ею быть? – подзадоривала она. – Посмотри на меня! Как думаешь, сколько мне лет?
– Сколько было, когда я уезжал, – ответил Уилли. – А может, ты наелась орехов
– Забыл сказать про орехи
– Может, и наелась, – ответила Маргарета. – Но там, на холме, моя могила, и я лежу в ней много лет, и та, другая, тоже. И ни одну из нас ты не можешь тронуть.
– Ведьма, кто ты – мать или дочка?
– Этого ты никогда не узнаешь! Мы будем являться тебе по очереди, и ты не сможешь нас различить. Смотри, могила разрыта, войти и выйти нетрудно.
– Я добьюсь правды от голема, который тебе служил, пока я был в отлучке! – поклялся Уилли.
– Голем – это искусственный человек, – промолвил Галли. – Их делали в давние времена евреи и арабы, а сейчас они говорят, мол, разучились. Даже странно, что вы их сами не делаете, у вас ведь техника очень развита. Вы про них много рассказываете, изображаете их в литературе о героях, – он похлопал по пачке комиксов, которую держал под мышкой, – но на самом деле вы их не производите.
Голем рассказал Уилли Джонсу, как обстояло дело.
Маргарета и правда родила дочь, а потом убила ее и заключила в срединное состояние. С тех пор девочка то пребывает в могиле, то бродит по острову. Она росла, как всякий другой ребенок. А Маргарета ела орехи
Наконец мать и дочь сравнялись возрастом и стали точь-в-точь похожи (а случилось это как раз накануне того дня, когда вернулся Уилли Джонс). Тогда и дочь стала есть орехи
Уилли Джонс вновь кинулся к женщине:
– Я и раньше был уверен, а теперь совсем не сомневаюсь: ты – Маргарета! И сейчас я зол, так что тебе от меня не уйти!
– Обе мы Маргареты, – сказала она. – Да только я уже не та, с кем ты говорил раньше. Мы поменялись, пока ты расспрашивал голема. Обе мы принадлежим срединному миру, обе были мертвы и покоились в могиле, и ни одну из нас ты не посмеешь тронуть. Валлиец, что стал голландцем, что стал малайцем, что стал джилоло, – этот страх живет в нем учетверенный. Сам дьявол не тронет собственных дочерей.
Тут она соврала, но Уилли Джонс этого не знал.
– Значит, мы будем вечно враждовать, – сказал Уилли Джонс. – Я превращу Большой дом в дом ненависти и черепов. А ты не сможешь уйти далеко от дома, и ни один человек, что сюда придет, не вырвется больше. Я их всех убью, а из их черепов насыплю памятник тебе.
И тогда Уилли Джонс отведал горькой коры
– Забыл сказать – если в гневе съесть коры
– Если тебе требуются чужаки, чтобы их убивать, мы с дочкой-матушкой их тебе обеспечим несчитано, – сказала Маргарета. – Мужчины будут вечно стремиться сюда, забыв об опасности. Я съем особое
– Забыл сказать – если женщина съест особое