Дни поздней осени

ИЮНЬ (Песня)

Холодные звезды на небе горят,

молочная тьма одурманила сад,
любимые спят, не тревожьте их сон,
пускай до зари они спят.

Июньская ночь, быстролетная ночь,

как время вернуть, как судьбу превозмочь,
где силы найти, как беду отвести,
кому нам промолвить «прости»?

Июньская ночь осторожна, как лань,

и наша любовь неотложна как дань,
любимые спят, не тревожьте их сон,
а лунный хрусталь невесом.

Любимая спит, на подушке рука,

рассыпанной прядью накрыта щека,
и там, где луна озарила лицо,
бросают невнятную тень облака.

Июньская ночь, о июньская ночь,

как время вернуть, как судьбу превозмочь,
где силы найти, как беду отвести,
кому нам промолвить «прости»?

Молочные звезды не сходят с небес,

застыли в молчании роща и лес,
деревья не спят, но июньский дурман
меж ними стоит, как туман.

Так длись до рассвета, июньская ночь,

пускай отлетают сомнения прочь,
пускай на крылатом созвездье Пегас
надежда домчится до нас...

30 июля — 6 августа

Понедельник, вторник, среда, четверг и так далее. Дни закрутились колесом, фонтаном брызнули в небо. Дни моего счастья.

— Скажи мне «ты».

— Ты...

— Всегда говори мне так.

— Я не умею сразу.

— Пускай не сразу. У нас вся жизнь впереди.

...А дни замечательные! Небо синее, сосны телесного цвета. Тела сосен вокруг. Ветер налетит, листва вскинется и покажет серебристую изнанку. Как хорошо! Мир принял наш союз.

Каждый день, каждый день мы видимся. И все дольше. Дома пытались устроить сцену, но я сделала томный взор.

— Мама, бывают моменты...

Она удивилась, но промолчала. Решила, что я провожу время с Димой. Они шепчутся, поглядывают на меня тревожно, но вовсе не подозревают, что это серьезно. Тетя Туся остекленела совсем, пронзает меня нестерпимыми взорами и хочет промолвить: «А как же голландский? Неблагодарная!»

— Давай скажем это слово.

— Какое?

— Единственное! Мне хочется сказать это слово.

— А вам часто приходилось говорить?

— Приходилось...

— Значит, оно не единственное.

— Нет. Это слово единственное.

Он говорит:

— Как хорошо мне с тобой! Уютно, покойно. Дай мне руку. Маленький теплый ковшик. Смотри, он целиком умещается на моей ладони. Маленький ковш. Ковш Созвездия. Прости, что выражаюсь красиво. Но мне хорошо, и хочется, чтобы появились слова, тоже хорошие, красивые. Мне кажется, что между нами происходит необычайное. Словно это не жизнь, а повесть. Я должен написать хорошую книгу, очень хорошую!

— Иногда мне вдруг кажется, что она — это ты. Возвращенная, обновленная, юная. Нет, что я говорю! Ты лучше, чище, намного красивей. У тебя глаза цвета граната. Да, да, иногда на их дне появляется гранатовый свет. У нее были другие глаза, гораздо менее драгоценные. И вся она была не такая. В ней было много обманного, ложного.

И он заговорил о той с таким страстным негодованием, что я смутилась. Ведь ее уже нет.

De mortuis aut bene aut nihil*. Осуждаю его, а сама... Самой-то небось приятно. Ведь он любил ее, а я, оказывается, ревнива даже к прошедшему.

Много играю. Тетя Туся довольна, ей нравится, когда я играю. В эти минуты можно увидеть совсем другую тетю Тусю. Даже блеск очков пропадает. А то и вовсе снимет очки, подопрет кулачком щеку и с подобревшим лицом бормочет: «Славно, Машенька. Ну еще поиграй».

Был сильный дождь. Мы сидели на террасе в плетеных креслах. И в этом дожде забрела на участок женщина. Она была без зонта и прикрывалась нелепой сумкой. Она кого-то искала, но мы ничем не могли ей помочь. Она ушла, мы смотрели ей вслед, а зонта у нас тоже не было. Внезапно он потемнел лицом и быстро вышел на улицу, не прячась под ветками елок. Так он стоял на виду у меня, засунув руки в карманы.

Я крикнула:

— Вы промокнете!

Он оглянулся, но продолжал стоять. Я вышла к нему под струи и повторила:

— Вы промокнете.

— Что ж, — он пожал плечами, — почему бы и не промокнуть? А ты иди в дом.

Но я не пошла. Тогда он обнял меня за плечи и повел на террасу. Тут опустился в кресло, нахмурил брови и сказал недовольно:

— Нет, не то.

Что он имел в виду?